Отнесла дрова, разожгла огонь, услышала, как в столовую, пока еще темную из-за слабого солнца, вошла Нэ.
Старуха прислонила большой меч к стене, села на сундук, с удовольствием вытянула ноги.
— Здравствуй.
Сойка с силой пихнула полено в огонь:
— Все еще коптишь небо, старая стервятница? Я помню тебя с детства, не видела столько лет, а ты не изменилась.
— Ты знаешь, кто я.
— И мне плевать, кто ты. Для меня ты старая стервятница, которая всегда преследовала лишь свои интересы.
— Ты все еще обижена.
— Обижена? — оскал Лавиани напоминал волчий, она наконец-то повернулась и уставилась в блеклые глаза древней старухи. — Я в ярости. Ощути это всеми своими птичками на теле, таувин. Я в ярости. Тогда, когда его убили, я нашла в себе силы не приходить к тебе и не требовать плату. Не срывать гнев хоть на ком-то. Ты осталась в своей древней башне, я пошла другим путем. И надеялась, что встретимся мы не раньше, чем на той стороне. Надеялась, что ты уже там!
Нэ вздохнула, прислонилась затылком к стене, посмотрела на темный потолок со следами сажи и жира.
— Помнишь, я как-то сказала, что мы обе будем плакать о том, что не случится?
— Скажи еще, что тебе жаль.
— Конечно, мне жаль. Он мог стать таким же, как Вир.
Сойка плюнула в огонь:
— Недавно я назвала одного человека кукловодом. Но никто не использует людей так, как ты. Для тебя мы всего лишь марионетки, которые нужны для достижения твоих целей.
— Это можно сказать про любого. Печально, Таллес заразил тебя ненавистью ко мне.
— А разве твой ученик и мой учитель был не прав насчет тебя?
— Таллес… запутавшийся, вечно ершистый, всегда бодающийся со мной мальчик, — в голосе Нэ прозвучала неожиданная мягкость. — Талантливый, но слишком упрямый. Он придумал про меня всякое и многое из этого неправда.
— Он ненавидел тебя! Все, что ты олицетворяла для него! И я всегда думала, чего ему далась старуха, которая учила его делать татуировки? Но теперь-то понимаю, что учила ты его не только рисовать, раз уж сама в картинках.
— Таллес трясся над тобой. Не захотел подпускать меня к тебе. Любил тебя, словно собственную дочь, а потому выбил у Золотых разрешение не отдавать мне. Обещал показать, чему научился: расписать Лавиани. Так боялся моего колокольчика. Хм… боялся, что ты подойдешь для моих планов, как никто другой. Он испортил тебя, твое будущее. Сделал наколку справа, бросив мне вызов, сняв блоки, выведя из-под контроля Клана. Превратил талантливую девчонку в калеку, из подобного никогда уже не получится нормальный таувин. Вместо света ты стала просто опасной гадиной, которую никто не мог сдержать.
— Света? Ты что ли свет, старая карга?! Если все таувины похожи на тебя, если все волшебники были такими же, то в пасть к шауттам вас всех! Хорошо, что Тион разогнал вас и уничтожил орден.
— Вир не такой. И твой сын был не таким.
— Тогда почему? Скажи мне, почему, ты дала Шреву две лишних тауировки? В чем причина, что ты дорисовала ему двух крабов, и он стал превосходить Релго? Ты не была убийцей моего ребенка. Нет. Иначе я бы пришла к тебе еще тогда. Но две картинки сыграли свою роль.
Взгляд у Нэ стал жестким:
— Они не играли никакой роли. Лишь характер и сострадание. То, что тогда ты считала в своем сыне слабостью. А я видела потенциал для будущего мира. Как и в тебе когда-то, пока Таллес не извратил прекрасную основу, лишь бы ты мне не досталась. А с Шревом я ошиблась. Ему не стоило позволять звонить в колокольчик, но я и не надеялась, что рисунки придут к нему. Колокольчик нужен был лишь для проверки, но артефакт решил все за меня.
Лавиани фыркнула и наконец-то отошла от очага:
— Они не заходят в дом, потому что ты попросила?
— Нам стоило решить недоговоренности прежде, чем двигаться дальше.
— Мы не решили.
— Ты выговорилась. Гнев прошел.
— Пфф! Тебе лучше знать.
— Покажи мне свои руки, — попросила Нэ. — Я знаю. Мильвио рассказал.
— Вечно болтает лишнее. Ничего я тебе не стану показывать, — Сойка выпрямилась. — Проваливай к шауттам, где тебе самое место.
— Всему свое время, — ответила та. — Скажи. Эта рыжая девчонка. Она, и вправду, Мири?
Башни произвели на Шерон впечатление. Если Лавиани они казались уродливыми гигантами, а Вир и вовсе кривился, видя их профиль, то Шерон восхищалась.
Как Мерк когда-то.
Она находила в этих строениях невероятную красоту. Тяжелую, опасную и в то же время воздушную. Было очень странно видеть в нынешние времена нечто из далекой эпохи, созданное силой асторэ. Еще более странно, что к восстановлению башни приложили руку люди — строители, призванные из всех кантонов Горного герцогства.
Люди не могли создать подобное. Столько граней, острых лезвий, копий шпилей, маленьких башенок, на закрученной вокруг своей оси спиралевидной основе. Башни принадлежали иному миру, иному народу, иной магии.
Она не могла оторвать от них взгляд весь день. Находясь внутри, в доме. Общаясь с Бланкой. Читая книгу Дакрас. Встречая людей де Ремиджио (которые приходили по одному или по двое в течение следующих трех суток, чтобы не привлекать внимание в городе). Их находил Ремс и вел своими странными тропами, сплетенными из запахов.
На маленькой ферме стало тесно от людей. Им приходилось ютиться по углам, выходить только ночью, чтобы не обнаружить себя. Лавиани моталась в город, узнавала новости, приносила еду.
В вечер, когда последний из «гвардии Шерон» (и это оказался Серро) пришел на ферму, указывающая встречала закатный свет вместе с башнями Шаруда. Тогда к ней подошел Мильвио.
— Какими они были в твою эпоху? — спросила она у него.
— Такими же, — он укрыл ее плечи своим плащом. — Грозными. Опасными.
— Ты видишь в них опасность?
— Нет. Лишь возможность все закончить. А что видишь ты?
— Красоту. И… странное спокойствие. Почти умиротворение. Значит, там мы умрем?
Он хмыкнул:
— Я мало понимаю в природе смерти, в отличие от тзамас. Знаю лишь, что она необратимое явление. Но не такое уж и страшное, когда рядом с тобой владычица мертвых.
— Такой долгий путь. Нереальный, — она вздохнула. — Прошлая жизнь кажется мне чем-то совершенно чужим. Словно и не было всего этого. Надежного дома, ночей за тяжелыми дверьми, гибели Димитра, полуночных дежурств и путешествий лишь в книгах. Я всегда знала, что никогда не покину Нимад. Он моя участь. Мой выбор. Мое будущее. Я родилась на его улицах и уйду с его улиц. А случилось… нечто нереальное. Встреча с Лавиани и Тэо. С тобой. Дорога. Люди. Все… это. Я не могла и мечтать о таком. И ни разу, ни минуты не жалела, что покинула Летос. Нэко спросила, ради чего я все делаю? И я ответила, что ради Найли. А ты? Ради чего, Мильвио?
