– Нам тоже, – вздохнула я, – пока-пока, зайчик, мама по тебе очень скучает.
– Мамоська, позвонишь мне завтла? Плямо с утла? – захныкала Аня, и я сдержалась только благодаря тому, что рядом был Максим, а напротив в экране – мама.
– Конечно, моя сладкая, ложись спать, и много конфет не ешь! Зубки чисти! – частила я, не зная, как еще на расстоянии позаботиться о ребенке. Всё равно казалось, что я ее бросила. Душа болела и сердце сжималось от тоски.
– Алин, угомонись, – осекла не в меру обидчивая мама, – разберемся мы сами. И вообще, справляемся. Иди работай.
– У тебя строгая мама, – поглядел на меня Максим, когда я положила трубку. – А Аня классная. Смешно разговаривает. Я тоже букву “Р” не выговаривал, а теперь выговариваю. Так что ты там хотела мне рассказать про дни рождения?
– А это я тебе перед сном объясню, в кровати, – поднялась я, чтобы проводить Максима на ужин. Вместе мы поужинали, я проследила, чтобы он окончил водные процедуры, почистил зубы и надел пижаму. Села на его кровать, когда он улегся, и объяснила то, что обещала.
– Ну, я так не играю, – протянул мальчик, – это слишком коротко. Я так не усну.
– А что ты хочешь? Сказку?
– Сказку? Нет, я же не девчонка, – хмыкнул он. – Я хочу, чтобы мне папа рассказал дальше про Ламборгини. Я его дождусь и спать не буду.
От растерянности я просто замолчала. Ну, здесь я пас. Где я и где истории про глав автомобильных гигантов? Интересные сказки у богатеньких детишек.
– А если он очень поздно придет? – рассуждала я. – Ты и так делал всё очень медленно, – заметила я, пытаясь быть как кремень. – Но вот ты уже в кровати, и осталось просто закрыть глаза. Сон сам к тебе придет.
Воевала я с ним долго. Насилу усыпила. Прикрыла дверь детской комнаты и пошла на свет в кухне. Вот и хозяин дома собственной персоной. Надо же, не может расстаться со своим ноутбуком. Конечно, он же важнее ребенка. Но все свои мысли надо держать при себе. Это не мое дело. Только вот про маму мальчика я всё же должна спросить.
Стараясь топать громче, чтобы снова не нарваться на звание шпиона, я вошла в кухню с зеркалкой в руках. Но Александр даже не обернулся. Никакой реакции.
Вот так номер.
Глава 17
– Кхм, – прокашлялась я в кулак, добиваясь внимания этого яркого представителя офисного планктона. Вся жизнь – в экране ноутбука и в наушнике в ухе. Он у него как раз и обнаружился, когда Саша повернулся и заметил меня.
Но заметить – это одно, а среагировать – совсем другое. Он словно и не понял, что я к нему на кухню пришла. Кивнул и хотел было повернуться обратно к экрану, даже на камеру в моих руках внимания не обратил. Это задело.
– Извините, у меня к вам вопрос, – запихав обиду в себя, шагнула я вперед, чтобы оказаться напротив своего работодателя.
– Слушаю, – коротко и сухо сказал он, стрельнув в меня глазами и находясь в своих мыслях.
– Вы просили снять утренник на камеру, я это сделала, вот, – вытянула я камеру вперед, думая, что он оживится и с интересом возьмет ее в руки, посмотрит видео, но и тут ошиблась.
– Положите туда, – мотнул головой на стол рядом со мной, – спасибо.
И это вся реакция? Да что он за робот такой? Ничем его не пронять. Сам же недавно приглашал на чай. Я почувствовала некое потепление между нами, а теперь он ведет себя как строгий начальник. Обижаться, по сути, я права не имела, но почему же тогда стало так противно на душе? Неужели сложно нормально поздороваться и вежливо поблагодарить? Убудет с него?
Неуверенно положила камеру на стол и снова набрала ртом воздух, как перед прыжком в воду. Интуиция подсказывала, что я выбрала не лучшее время тревожить нанимателя. Он уже вернулся к работе и даже что-то увлеченно печатал в ноутбуке, попивая чай из кружки. Очевидно игнорировал мое присутствие. Но обещание, данное Максу, нельзя было игнорировать.
– Что-то еще? – нервно спросил Саша, заметив мое нелепое топтание на месте.
– Вы знаете, – замялась я, – Максим сегодня после утренника спросил, нельзя ли отправить маме видео, как он читает стишок. Или хотя бы фото.
Бах!
Саша вдруг долбанул кружкой по столу и повернулся ко мне. Лицо перекосило от гнева. Добилась внимания наконец. Что я натворила? Да лучше бы ушла.
– Вы что, говорили с ребенком о матери?! – резко заговорил он леденящим тоном. – А кто вам позволил? Это разве ваша зона ответственности?
Впервые его таким видела. Отпрыгнула даже неосознанно, перепугалась вся, язык к горлу прилип.
Я ожидала какой угодно реакции, но не яростного взрыва.
– Ну да, говорила, он сам начал, – начала защищаться я, – просто он спросил, я же должна что-то отвечать ребенку.
– Какая разница, что он спросил? – всё жестче говорил он с пугающей злобой в холодных глазах. – Вам запрещено говорить с ребенком на эту тему. Это понятно?
– Понятно, но… – совсем растерялась я под его немигающим взглядом, воздух вокруг нас был пропитан нереальным напряжением.
– Вам Кларисса Вульфовна что, не дала инструкции на этот счет? – цедил сквозь зубы Саша, буравя меня взглядом.
– Она говорила, да, говорила к вам обращаться, но это же всего лишь фото… Я подумала… – А чего это я оправдываюсь? Мне ситуация непонятна. В чем вообще беда? – Послушайте, я прошу прощения, но вы можете меня хотя бы частично посвятить в вашу ситуацию, чтобы я знала, что говорить ребенку? Я не понимаю, что ему отвечать. Я же не могу выглядеть как дура, когда он о своей матери спрашивает.
– Вас это вообще не касается, Алина! – выговаривал он мне как самой нерадивой прислуге. – Это не ваше дело, не лезьте в мою личную жизнь. Никаких фото никакой маме вы отравлять не будете!
– Но что я должна сказать Максиму? – вспылила я, не выдержав его агрессии.
– Я вам вообще запрещаю касаться темы матери! – вынес он вердикт, а взгляд говорил: “Ну что здесь непонятного?”
– Как вы себе это представляете? Он будет спрашивать про маму, а я должна делать вид, что глухая?
– Да хоть бы глухая, хоть бы слепая, но вопрос матери Максима закрыт, и точка! Вы не будете с ним ее обсуждать, ясно?
Ответ меня не устроил. Я ничего не понимала. Да и тон Баженова, на мой взгляд, был недопустим. Вопрос слишком важный, чтобы не разрешить его до конца.
– Да я и не планировала обсуждать с ним, – сказала я твердо, – но вы можете меня хотя бы в общих чертах просветить? Что я могу сказать? Он ждет ответа на свой вопрос. Я его едва уложила сегодня, мальчик очень переживает.
На лице Баженова даже мускул не дрогнул.
– Это вас не касается, Алина, я уже сказал, что это моя личная жизнь, – обозначил он еще раз границы. – Вам понятно?
