— Что? — выдыхает он, поражённый моей речью. И смотрит на меня таким взглядом, будто думает, а не галлюцинация ли я?
— То! — отвечаю с хитрой улыбкой. — Я никуда не уйду и собираюсь во всех смыслах стать твоей парой. Прямо здесь и сейчас. И знаешь, раз ты плевал на моё мнение с высокой башни, то я отвечу тебе тем же и проигнорирую твои слова уйти отсюда. Если я тебе вдруг стала противна, то тебе придётся меня вышвырнуть не только из своей каюты, но и с корабля погнать.
Демонстративно складываю руки на груди и основательно прижимаю попу к полу.
В общем, весь мой вид кричит о том, что и с места меня никто не сдвинет.
— Но… — дракон хмурится, пытается собрать все мысли в единое целое, но видимо, боль притупляет логику и любой мыслительный процесс. Я вновь наблюдаю безрадостную картину, как его глаза становятся багрово-красными, на лице, шее, груди проступают чёрно-серебристые чешуйки, а его тело потихоньку сотрясает дрожь. — Это ведь навсегда… Пойми же…
Всё, хватит топтаться на месте.
— После того как мы станем близки, боль уйдёт? — спрашиваю довольно резко.
— Да, — выдыхает адмирал.
— Отлично, — киваю я.
Вот и поговорили. Можно, наконец, делом заняться.
Встаю на колени и на четвереньках подхожу к адмиралу.
Бесстыже, бессовестно и вообще нагло забираюсь к нему на колени и сама как дикая первобытная женщина впиваюсь в губы этого невозможного излишне правильного мужчины.
Целую его яростно, кусаю его губы почти до крови.
Пальцы мои зарываются в его волосы.
Первое мгновение дракон сидит как каменный, явно пребывает в шоке от моего напора, но всё же до него доходит, что я серьёзно настроена.
И пока он не придумал ещё каких-либо отговорок, выдыхаю ему в губы:
— Не будет детей, ничего трагичного, поверь мне. Главное, что мы будем вместе, хорошо?
Жадный взгляд дракона направлен на моё лицо, он смотрит мне в глаза, но ощущение, что проникает в самую мою суть.
Адмирал видит, что я говорю серьёзно, что я – реальна. И мои слова – не шутка.
Его руки сжимают мою талию, притягивают ближе, он шумно дышит, приникает губами к моей шее и втягивает мой запах.
Вот так, цепляйся за меня адмирал. Это правильно. Не всегда нужно быть сильным.
Эх, девочки, даже самым сильным мужчинам иногда нужно плечо, на которое они могут опереться.
Даже если внешне мужчина выглядит большим и сильным, это не значит, что он не может сломаться.
Я не очень хорошо помню своих родителей, но по рассказам крёстного знаю, что мама всегда поддерживала отца, всегда была ему опорой и верным соратником. Она знала его не только сильным, смелым, но и его слабости и страхи.
Не знаю, буду ли я такой же, как моя мама, но уверена, что таким мужчиной, как адмирал, я буду гордиться. И я буду говорить ему об этом, и, даже если в какие-то моменты ему станет сложно, я всегда буду на его стороне. Тогда, наверное, и жить мужчине будет легче и радостнее. У него вырастут крылья, и кто знает, может, для рождения детей, со мной ему и не понадобится никакого «Дара жизни».
⅏
Не остаётся мыслей, не остаётся ничего, кроме дикого желания. В голове пустота.
Жадный поцелуй лишает воздуха нас обоих.
Рикард двумя руками зарывается в мои волосы и целует, целует, целует… Пьёт моё дыхание, забирает его, крадёт.
Я с удовольствием отвечаю на жаркий, чуть болезненный, немного отчаянный поцелуй.
Тихо стону, когда провожу ладонями по его могучим плечам, сильным рукам, твёрдой, будто каменной груди.
У дракона гладкая горячая кожа. Он напряжён и возбуждён до предела.
Я тоже испытываю возбуждение и голод. Какой-то ненормальный, безумный голод. Хочется просто взять и сожрать адмирала. Нет, сначала вкусить его десертной ложечкой как самое изысканное лакомство, а потом сожрать.
Он будит во мне этот голод собственным глубоким дыханием, запахом, поцелуями, прикосновениями, от которых я готова расплавиться.
Как же волнующе он пахнет. Пахнет, как самый беспощадный грех; как самый сладкий, горячий и пьянящий поцелуй. Это чистое удовольствие дышать им, впитывать собой его неповторимый запах.
Моё тело начинает жить, будто собственной жизнью: то я впиваюсь ногтями и зубами в широкие плечи адмирала; то неистово целую и кусаю его в шею и в ответ слышу его райский стон; то жадно провожу ладошками по его телу, стараясь охватить каждый его миллиметр, ощутить и ощупать всего; то с отчаянием прижимаюсь, не в силах больше выносить эту сладкую пытку.
А на мне комбинезон, обувь, бельё. Как же много одежды.
Дракон рвано дышит, сминает руками моё тело, а я хриплю:
— Рик…
— Ммм?
— Пожалуйста… Не только я тебе… Но и ты мне нужен… — выдыхаю со стоном, с мольбой.
Он смотрит затуманенным взором мне в глаза и рывком срывает с меня всю одежду.
Подхватывает на руки и уверенно уносит на кровать.
Укладывает бережно и аккуратно, будто я – наивысшая драгоценность.
Быстро, почти молниеносно снимает с себя брюки…
Бог мой…
Теперь я хочу его немедленно, сейчас же. Хочу касаться его, трогать, нюхать, облизывать, как… самая развратная женщина?
Никогда не замечала за собой столь странных, даже животных наклонностей, но адмирал на меня действует именно так – мне отчаянно хочется присвоить его себе целиком и полностью, поставить на нём личную метку – укусить, облизать, извиваться под ним и не отдать его никому и никогда. Даже леди Смерть может навсегда забыть о моём драконе.
Мужчина несколько томительных секунд смотрит на меня, ласкает взглядом мою разгорячённую от желания кожу, жадно запоминает все мои изгибы, линии.
Он нависает надо мной – большой, восхитительный, что дух захватывает.
Длинные красивые пальцы ложатся на мои обнажённые ноги. Я зачаровано смотрю на его руки – большие, сильные, надёжные. Вены на его руках и шее напряжены.
Как и он от меня, так и я не могу оторвать от него взгляда: от его каменного пресса с чётко прочерченными кубиками, от могучей мужской груди, сильных ключиц, плеч, на которых остались розовые следы от моих ногтей, от напряжённых рук, что нежно гладят, ласкают мои ноги.
— Арианна, как же ты прекрасна… — произносит он хрипло.
От волнующего звука его голоса, от его восхищённого взгляда я дрожу, а он по-прежнему только смотрит и ласково гладит и массирует мои ступни.
— Рикард… — выдыхаю со стоном и ахаю, когда он вдруг дёргает меня к себе и впивается в губы ещё более голодным поцелуем, чем прежде.