Лежа в тишине его комнаты, я не знала, что думать об этом – что думать обо всем. Всё… стало так запутано. Всё. Начиная с того, что узнали мои предки и что в любом случае случится с Ласанией, со всем царством смертных и в конце концов с Илизиумом. И кончая тем, что отец Никтоса был настоящим Первозданным Жизни и поместил в меня искру жизни. А еще была правда о Колисе и… и то, что происходит между мной и Никтосом.
По крайней мере, он покормился. Не потому ли его тело стало теплым? Или по какой-то иной причине? Я понятия не имела. Но, видимо, он не собирался запирать меня в камере.
Если бы запер, я поняла. Да и кто не понял? Но вряд ли бы я смирилась. Хотя он прав. Я не представляю для него настоящей угрозы.
Грудь пронзило что-то холодное. Я повернула голову, вдыхая его запах, и открыла глаза. Передо мной были голые стены. Что мне теперь делать? Я не могу исправить наши отношения с Никтосом, ибо что тут исправлять? Я даже не уверена, что Первозданные способны на что-то вроде любви. И способна ли я. Но я… хотела его дружбы. Хотела его уважения. Хотела, чтобы он был Эшем, а я – Серой. Но этого никогда не будет.
Я не могла спасти мой народ. А если бы могла? Что, если эта искра жизни помещена в меня по иной причине? Но почему? И что случится с теми, кто живет здесь, пока мы в этом разбираемся? Будут еще нападения и, возможно, в конце концов явится сам Колис. Король богов придет за Никтосом. У меня было неприятное ощущение, что он уже делал это в прошлом. И, верит ли мне Никтос или нет, но мне не все равно, что случится с ним и его людьми.
Какие у меня варианты? Найти способ сдаться Колису? Он убьет меня, и это, возможно, ускорит гибель царства смертных, если Эйос права. Просто даст больше времени Стране теней. Может быть. Это не то же, что попасть между молотом и наковальней. Это значит, что меня раздавит и одно, и другое.
Но что толку лежать в кровати, которая даже не моя?
Я села и поморщилась от болезненных ощущений не только в голове. Давно я не предавалась подобной активности, а именно такой – и вовсе никогда. Я опустила взгляд и прикусила губу при виде сморщенных ранок-проколов на груди. Осторожно потрогала кожу на горле – тоже очень чувствительная, но не болит. Я начала вставать, и по мне пробежал легкий трепет. Только сейчас я заметила халат в изножье кровати. Я недоверчиво уставилась на него. Должно быть, его принес Никтос. И я…
Я шлепнула себя руками по лицу. Больно. Но еще больнее – его проклятая заботливость даже теперь. А я собиралась воспользоваться этой добротой. Собиралась убить его. И не имеет значения, довела бы я дело до конца. Имеет значение только намерение.
Слезы собрались в крепко зажмуренных глазах и обжигали горло, грудь раздирали рыдания. «Я не запла́чу, – сказала я себе. – Я не запла́чу». Слезы ничем не помогут. Только еще сильнее разболится голова. Мне нужно собраться, встать и решить, что мне теперь делать. Я сосредоточилась на дыхательных упражнениях сира Холланда, пока давление в глазах не спало и не пропал обжигающий ком в горле. Затем встала и надела халат. Заставила себя переставлять ноги и покинула пустую и холодную комнату Никтоса, которая недолго была полной и теплой.
* * *
Как только я вышла из своей ванной комнаты, в дверь постучал Пакстон. Рядом с ним стояло несколько ведер воды, от которых шел пар. Юноша склонил голову так, что завеса светлых волос закрыла почти все лицо.
– Его высочество подумал, что вы, возможно, будете не против теплой ванны, – сказал он, сцепив руки. – Поэтому я принес горячей воды.
По многим причинам удивленная этим жестом и тем, как Никтос узнал, что я вернулась в свои покои, я снова чуть не ударила себя по лицу. Но не сделала этого и шире открыла дверь.
– Очень мило с его стороны… и с твоей – принести все это наверх.
– Большую часть нес он, – уточнил Пакстон.
Я вскинула брови и выглянула в коридор. Там никого не было. Юноша бросил на меня взгляд темно-карих глаз.
– Должно быть, он на приеме, ваше высочество.
– Не называй меня так, – сказала я прежде, чем вспомнила советы Бель.
– Вы станете его супругой. Поэтому к вам нужно так обращаться.
У меня пересохло в горле. Должно быть, Пакстон ничего не слышал. Что Никтос расскажет местным?
Юноша слегка поднял подбородок.
– И вы же принцесса, верно? Мне так сказала Эйос.
– Да. – Мои губы, несмотря ни на что, растянулись в ироничной усмешке. – Но только один процент моей жизни.
Пакстон бросил на меня быстрый любопытный взгляд, поднимая два ведра.
– Вы же родились принцессой?
– Да.
Я потянулась к ведру.
– Тогда вы принцесса сто процентов жизни. И я сам возьму ведра. Вам не нужно их носить.
– Я могу их отнести.
– Я возьму их.
Он прошел с ведрами мимо меня в ванную комнату, осторожно держа их на одном уровне. Хромота ему не мешала.
Трудно стоять и ничего не делать, когда у меня есть две действующие руки.
– А как насчет того, чтобы я взяла одно?
– Я бы предпочел, чтобы вы не брали.
Но я уже взяла ведро. Вздох Пакстона был довольно красноречив.
– Ты давно здесь живешь? – спросила я, меняя тему.
– Около десяти лет. – Он держал ведра довольно уверенно для таких маленьких рук. – С пяти лет. А до этого жил в Айрелоне.
Значит, ему пятнадцать. Я повернулась, а он поспешил в коридор, чтобы взять еще два ведра.
– Твоя семья тоже здесь?
– Нет, ваше высочество. – Он прошел мимо меня. В коридоре осталось еще два ведра. Я подавила порыв схватить оба и подняла только одно. – Мои мама с папой умерли, когда я был совсем маленьким.
– Мне жаль.
Я зашла в ванную, где Пакстон забрал у меня воду и вылил в ванну.
– Я их даже не помню, но все равно спасибо.
Он опять исчез в коридоре и быстро вернулся с последним ведром.
– Как ты сюда попал?
– Мой дядя не хотел кормить лишний рот, и я оказался на улице, где вытаскивал монеты, если получалось. – Пакстон вылил воду в ванну. – Я увидел человека в дорогом плаще и решил, что у него есть чем поживиться. – Он выпрямился. – А это оказался его высочество.
Я заморгала.
– Ты… ты обокрал Первозданного Смерти?
Пакстон выглянул из-за волос.
– Попытался.
Я уставилась на него.
– Даже не знаю, смеяться над тобой или рукоплескать.
Он быстро усмехнулся и принялся собирать пустые ведра.
– Его высочество примерно так же отреагировал. В свою защиту могу сказать, что я не понял, кто он такой.
