Ожидаемо или нет, это неестественно жестоко.
– А змеи… – продолжил он, вырвав меня из размышлений. – Ими замещаются внутренности.
Я на несколько мгновений утратила дар речи.
– Не знаю, что на это сказать.
– Нечего тут говорить.
Эш расслабился, глядя на озеро.
Я вытаращила глаза.
– Не уверена, хочу ли это знать, но внутри жрецов из храмов тоже змеи?
Он изогнул губы, словно борясь с улыбкой.
– Вынужден согласиться, что ты не захочешь знать ответ.
– О боги, – простонала я, передернувшись. – Вы сказали, есть две разновидности гирмов?
– Те, что предлагают вечное служение, обычно известны как охотники и искатели. Их цели – находить и возвращать. Есть и другие типы гирмов. На самом деле их десятки, но эти – основные. – Пальцы Эша начали медленно выводить круги на моей ключице, отчего я вздрогнула. – Кроме того, некоторые служат, чтобы искупить грехи вместо того, чтобы попасть в Бездну.
– Значит, их служение не вечное?
Я замерла от его прикосновения. Подушечка его большого пальца была грубой, и я решила, что мозоли у него остались после долгих лет упражнений с мечом. У меня тоже уже появляются. Хотя он бог – часто ли ему приходилось брать в руки меч? Он мог использовать итер, чтобы покончить с тем, во что превратилась Андреа, но предпочел клинок.
– Нет. Их служение длится определенное время. Обычно их называют стражами. Это своего рода солдаты. В эту группу попадают жрецы. Они более… смертные, чем первая группа, поскольку могут мыслить самостоятельно.
– Что происходит, когда они обращаются в пепел, как эти охотники?
– Для тех, кто искупает грехи, все зависит от того, как долго они служили. Они могут вернуться к Первозданному или богу, которому служат, или отправиться в Бездну. Что же до охотников, то они попадают в Бездну.
Я подняла взгляд на его лицо. Эш по-прежнему смотрел на озеро. Сознает ли он, что делает? Что так невзначай прикасается ко мне?
Я не могла вспомнить, когда в последний раз до меня так дотрагивались. Те, с кем я проводила время в Люкс, так не прикасались, и они хотели меня. Может, он сам не замечал, что делал, но я заметила, и, если во мне еще осталась хоть искра надежды исполнить мой долг, мне нужно отодвинуться.
Но я не шевелилась.
Я так и лежала, положив голову ему на колени, позволяя его руке выводить ленивые круги. Прикосновение меня заворожило. Мне это нравилось.
И почему бы нет? Я больше не Дева. В последние три года я решила, что позволю себе наслаждаться всем, что мне запрещалось.
Я прочистила горло.
– Вы сказали, что охотники обычно что-то ищут?
– Это единственная причина, почему охотники оказались в царстве смертных. – Он немного помолчал. – Они могли искать меня.
Я обдумала это.
– А зачем им вас искать?
Он посмотрел мне в глаза.
– У меня множество врагов.
У меня подскочил пульс.
– Что вы наделали?
– Почему я должен что-то наделать? Может, я навлекаю гнев тем, что отказываюсь выполнять требования, или потому что вмешиваюсь в чужие дела. Немного предвзято полагать, будто я что-то натворил.
Я сдвинула брови, вспомнив, что сделали боги, за которыми он следил.
– Ненавижу это признавать, но в ваших словах есть смысл.
– Тебе очень больно это признавать?
– Да.
Он отвел от меня взгляд, но его рука по-прежнему двигалась. Неужели он не сознает, что делает? Он ведь должен? Рука – часть его тела. Я открыла рот…
– Ты собираешься спросить, имеет ли это отношение к богам, за которыми я следил. – В его тоне сквозила ирония.
Я нахмурилась.
– Нет.
Он посмотрел на меня, выгнув бровь.
Я со вздохом закатила глаза.
– Ладно. Собиралась. Это потому что вы пытались выяснить, зачем они убивают смертных?
Он мягко рассмеялся.
– Возможно, но я не часто провожу время в царстве смертных, льесса.
Сердце в моей груди подскочило, когда я снова услышала это слово.
– Одно это могло вызвать интерес других, а я нахожу их интерес раздражающим. Но я во многом отказывал и многое не позволял. Даже не знаю, что выбрать. Когда охотники не вернутся к ним, они поймут, что гирмы в самом деле меня нашли.
– Довольно опрометчиво со стороны богов тратить время, чтобы провоцировать друг друга.
– Ты бы удивилась, – пробормотал он.
И я удивилась.
Он перевел взгляд на меня.
– Ты понимаешь, что не бог, но рискуешь вызвать у меня больше, чем просто раздражение.
Я поджала губы, глядя на озеро, и протянула:
– Ну-у… У меня скверная привычка принимать плохие решения.
Эш рассмеялся – тем глубоким смехом, который заставлял уголки моих губ приподниматься. Я проигнорировала это.
– Тебя это беспокоит? – спросил Эш.
– Что? – Я не поняла, о чем он.
Он посмотрел мне в глаза.
– Как я к тебе прикасаюсь.
Что ж, вот и ответ на мой невысказанный вопрос. Он точно знал, что делают его пальцы.
– Я…
Я не возражала. Прикосновение удивительным образом давало мне силу, словно я стала частью чего-то или кого-то. Я не осознавала, что улыбаюсь, пока не заметила, что губы Эша разомкнулись и он уставился на меня пристальным взглядом.
– Меня это не беспокоит. Это… какое-то новое ощущение.
– Новое ощущение? – Он улыбнулся одними уголками губ. – А такое прикосновение?
Теперь двигались все его пальцы, не только большой. Слегка согнув их, он провел ими по моей руке, рождая легкий трепет.
– Теперь по-другому?
– Да.
Его взгляд изменился, стал озадаченным. Мне пришло в голову, что в случайных прикосновениях, наверное, для многих нет ничего необычного.
Мое смущение усилилось. Я перевела взгляд на небо.
– Имела в виду, что все хорошо. Я не возражаю.
Эш не ответил, но его большой палец продолжал медленно двигаться, на этот раз вверх-вниз. Ощущение его кожи на моей было необычным, и это не имело никакого отношения к тому, что он бог.
Я лежала, стараясь забыть неловкость, и не могла не думать, сколько ему лет. Насколько знала, Первозданные и боги до восемнадцати-двадцати лет взрослеют как смертные, а затем их старение резко замедляется. Эш выглядел не старше Эзры или Тавиуса, а последнему недавно исполнилось двадцать два. Боги обычно казались моложе Первозданных.
