Когда подошла, никто из них не взглянул на меня.
– Мне нужно увидеть короля.
Королевский гвардеец, заслоняющий дверь, даже не моргнул, продолжая пялиться вперед. И не шевельнулся, чтобы отойти в сторону.
Терпение покинуло меня в тот момент, когда я вспомнила, что стало с семьей Куперов. Я шагнула к гвардейцу так близко, что увидела выступившие жилы на его стиснутой челюсти.
– Либо ты отойдешь, либо я тебя отшвырну.
Это привлекло внимание пожилого мужчины. Он перевел взгляд на меня, морщины в уголках его глаз стали глубже.
– Сомневайся, что я исполню эту угрозу. Потому что мне ничего так не хочется, как доказать, что ты ошибаешься, – пообещала я.
Лицо мужчины побагровело; костяшки пальцев, крепко сжимающих меч, побелели.
Я склонила набок голову и выгнула бровь. Если он посмеет поднять кулак хоть на дюйм, я буду не я, если не сломаю все до единой кости в его руке.
– Пайк, отойди, – приказал другой королевский гвардеец.
У Пайка был такой вид, словно он предпочел бы окунуть лицо в кастрюлю с кипящей водой, но он отошел. Однако не открыл дверь, как сделал бы для кого-то другого. Его откровенное неуважение не стало неожиданностью, но мне было все равно. Я схватила тяжелую золотую ручку и открыла дверь.
Как только вошла в залитую солнцем комнату, меня окутал сильный запах трубочного табака. Солнце отражалось от стеклянных статуэток ручной работы, расставленных на полках. Некоторые изображали богов и Первозданных. Другие – животных, здания, экипажи и деревья. Король коллекционировал их, сколько я себя помнила. Сам он сидел за тяжелым железным столом спиной к окнам и балкону, на который выходил прошлой ночью.
Король Эрнальд всегда казался мне огромным – широкогрудый и высокий, готовый смеяться и улыбаться. Однако в отличие от мамы он не был неподвластен старению. Каштановые волосы начали седеть на висках, морщины в уголках глаз и на лбу становились глубже.
А сейчас в нем не было ничего огромного.
Король Ласании посмотрел на дверь, и на его лице промелькнуло удивление. Впрочем, оно быстро пропало, и его черты разгладились, став маской невозмутимости, которую он всегда носил в моем присутствии. Когда он знал, что я рядом, его смех стихал, а улыбки таяли.
Думаю, в глубине души он меня боялся, даже еще до того, как меня признали недостойной.
Мой отчим был не один. Я поняла это, когда вошла в кабинет и увидела затылок моего сводного брата. Тавиус сидел на диванчике посреди комнаты и лениво ковырялся в тарелке с финиками.
Больше в кабинете никого не было.
– Сера, – ровням тоном произнес король. – Что ты тут делаешь?
Ни малейшего тепла или любви в голосе. Вопрос прозвучал как требование. Раньше меня бы это уязвило. Но после того, как меня признали недостойной, я не чувствовала ничего. Однако сегодня его тон пробудил во мне вспышку ярости. Если он не знает, зачем я пришла, то понятия не имеет, что последние несколько часов я наблюдала, как гвардейцы, которых я позвала, хоронят Куперов.
– Куперы мертвы, – объявила я.
– Кто-кто? – переспросил мой сводный брат.
У меня одеревенела спина.
– Фермеры, чьи земли поразила Гниль.
– Ты имеешь в виду Гниль, которую ты не смогла остановить, – поправил Тавиус и взял финик.
Я не обратила на него внимания.
– А вы хотя бы знаете, кто это?
– Я знаю, кто они, – ответил отчим и положил курительную трубку на хрустальный поднос. – Меня уведомили об их кончине не более часа назад. Это очень прискорбно.
– Это более чем прискорбно.
– Ты права, – согласился он, и я прищурилась. У меня хватило здравого смысла проявить осторожность. – То, на что они решились, – это трагедия. Их дети…
– Вы хотите сказать, трагедия – то, на что им пришлось решиться. – Я скрестила на груди руки, чтобы не схватить какую-нибудь из его драгоценных статуэток и не швырнуть. – То, что у них не было иного выбора.
Отчим нахмурился и подвинулся вперед в кресле.
– Всегда есть выбор.
– Должен быть, но когда видишь своих детей… – У меня перехватило дыхание, и воздух обжег легкие, когда в ушах зазвучал смех маленькой Мэтти. – Я не согласна с тем, что они сделали, но они дошли до предела.
– Если дела у них были так плохи, почему они просто не начали искать другую работу? – бросил Тавиус, словно ему первому пришла в голову эта мысль. – Это был бы лучший выбор.
– Какую работу они могли найти? – возмутилась я. – Ты думаешь, можно просто зайти в лавку, или в какое-то предприятие, или на корабль и найти работу? Особенно если они всю жизнь совершенствовались в одном ремесле?
– Тогда, наверное, им следовало освоить другое ремесло в тот момент, когда твой провал уничтожил их земли, – предположил Тавиус.
– Сколько ремесел ты решил освоить и довести до такого совершенства, чтобы можно было устроиться на работу? – с вызовом спросила я.
Он ничего не ответил.
Ну конечно. Единственное ремесло, которым он мастерски владел, – это как быть выдающимся засранцем.
– Полагаю, твой сводный брат пытается сказать то же, что и я, – рассудил король, кладя ладони на стол. – Выбор есть всегда. Они сделали неправильный.
– Вы говорите так, словно у них не было причин. Они умирали. От голодной смерти!
– И они предпочли лишить жизни себя и своих детей, а не сделали все возможное, чтобы накормить их! – Король поднялся из кресла. Его сливово-черное шелковое одеяние взметнулось. – И что, по твоему мнению, я должен был сделать, чтобы не допустить такого исхода? Я не могу управлять Гнилью. Не могу исцелить земли. Ты это знаешь.
Поверить не могла, что он вообще задает такой вопрос.
– Вы могли их накормить. Позаботиться, чтобы у них была еда, пока они не соберут новый урожай или не найдут работу.
– И ты полагаешь, что он должен делать это для каждой семьи, которая больше не может работать на своей земле? – осведомился Тавиус.
Сжав кулаки, повернулась к нему. Ни пятнышка грязи на кожаных сапогах, которые он задрал на спинку оттоманки. Он склонил голову в мою сторону, и ни одна прядь волос не выбилась на лоб. Фингал под глазом, который я ему поставила, уже поблек. Черты лица Тавиуса казались гармоничными, но было в них и что-то неправильное.
– Да, – ответила я. – И не только для фермеров. Тебе как наследнику трона следует это знать.
Его губы, и без того тонкие, крепко сжались.
– Для земледельцев, которые рассчитывают на урожай, чтобы кормить детей. Для владельцев лавок, которым с каждой неделей все труднее закупать еду, потому что цены растут. – Я уставилась на него. – Ты даже не знаешь, почему растут цены?