– Правда?
Обернутая полотенцем рука продолжала медленно выводить дразнящие круги.
– Правда.
Мои бедра дернулись, а потом начали двигаться, следуя за ним. За ним. Боги, меня должно встревожить то, как быстро я потеряла контроль. Встревожит. Но потом.
– Мне кажется, ты опять лжешь, – промолвил он с легкой улыбкой. – Ты заинтересована так же, как у озера, когда умоляла поцеловать тебя.
– Тебя подводит память. Я разрешила меня поцеловать.
Он провел ладонью вверх и вниз по моей руке, задев пальцами мою грудь и двигая полотенце между моих ног.
– Или потребовала, чтобы я тебя поцеловал.
– В любом случае я не умоляла.
– Это игра слов.
– Нет.
Я встала так, чтобы ему было легче добраться.
– В самом деле? – переспросил он.
– В самом деле.
Я открыла глаза и посмотрела вниз, заметив свои торчащие соски.
– Ты снова так мило лжешь.
– Я не лгу. Ты слишком самоуверен…
Я ахнула, когда он выронил полотенце и вместо мягкой ткани к моему комку нервов прижались его холодные пальцы.
– Боги, – выдохнула я, и меня поглотил вихрь ощущений, а напряжение так нарастало, что я стала задыхаться.
– Нет, – пробормотал он, поглаживая большим пальцем мое чувствительное место. – Вообще не заинтересована во всех этих аспектах.
Он раздвинул мою плоть и погрузил палец внутрь.
Я вскрикнула и вцепилась в его руку. Я не забыла шокирующий контраст его холодных прикосновений к моей разгоряченной коже, но никакое воспоминание не передаст всех ощущений. Я задрожала.
– Помню, как ты показала, что тебе нравится. Снова и снова проигрывал это в своей голове. Я теперь могу написать об этом целый том. – Его большой палец продолжал двигаться. – Сжимая в кулаке член, я вспоминал, как ты держала мою руку у озера.
– О боги, – ахнула я. – Ты… правда вспоминаешь?
– Чаще, чем следует.
Его палец входил и выходил, подводя меня все ближе к краю.
Нарастающее напряжение разорвалось быстро и неожиданно, как удар молнии. Волна освобождения была сильной и сокрушительной. Если бы он не обхватил меня другой рукой за талию, я вряд ли удержалась бы на ногах.
Пальцы Эша стали двигаться медленнее, но он убрал руку, только когда мои бедра перестали дергаться. Несколько долгих мгновений он просто держал меня. Мы оба молчали, и я понятия не имела, о чем он думает, но как только остыла, то поняла, что попытка его соблазнить с треском провалилась. Соблазненной оказалась я сама.
* * *
Я сидела на кровати лицом к закрытой двери на балкон, придерживая халат, спущенный до локтей.
Эш открутил крышку принесенной баночки и сел за моей спиной.
– Поначалу может холодить, – сказал он. – А потом кожа онемеет.
Я кивнула, чувствуя себя не в своей тарелке после того, что произошло в ванной комнате. Он тогда отстранился прежде, чем у меня появился шанс взять контроль над ситуацией. О его возбуждении свидетельствовала выпирающая под штанами твердость. Он снял с крючка халат и подал мне. Меня впечатлила его сдержанность в том, что касается собственного удовольствия.
В действительность меня вернуло прикосновение его пальцев, когда он убрал мои выбившиеся пряди волос. Я ощутила пряный и лекарственный аромат.
– Из чего приготовлена мазь?
– Тысячелистник, арника и некоторые травы, растущие в Илизиуме, – ответил он. Я резко втянула воздух, когда снадобье коснулось раны. – Прости.
– Все хорошо. – Я опустила подбородок. – Не больно. Просто холодно.
Эш растер мазь по коже. Он не обязан был это делать. Не должен был мыть мне волосы. Это говорило о доброте, но не соответствовало тому, что он сделал с теми богами на Валу.
Но это не помешало мне наслаждаться его прикосновениями. Мне должно быть стыдно, но не было. Может, потому что сознавала: мне суждено совершить что-то гораздо хуже.
Сидя послушно, я вспомнила, о чем хотела спросить его в ванной комнате.
– Сколько тебе лет? На самом деле.
– Кажется, мы уже выяснили, что мой настоящий возраст не имеет значения, – повторил он то, что я однажды сказала.
– Не имел, когда я не знала, кто ты.
– Я тот же, кто сидел рядом с тобой у озера. – Его покрытые мазью пальцы скользнули по моим плечам. – И ты же это знаешь, верно?
Тот же?
– Откуда мне знать?
– Ты должна знать.
Ощущение холода от мази начало проходить, сменяясь онемением, как он и обещал.
– Может, мы не совсем незнакомцы, но знаем ли друг друга на самом деле? – рассудила я. – Ты говорил, что убийство всегда должно воздействовать, оставлять отметину, которая никогда не изгладится. Но ты… – Я поджала губы. – Я тебя не знаю.
– Ты знаешь больше, чем большинство.
– Сомневаюсь.
– Я никогда не говорил о первом человеке, которого убил. Никому, кроме тебя.
Он убрал руку с моей спины, и я услышала, как закручивается крышка баночки.
– Никто не знает, что это был близкий мне человек. – Он взялся за воротник халата и натянул его, чтобы прикрыть мои спину и плечи. – Ничто из того, что я говорил у озера, не было ложью.
– Если все, о чем ты говорил, правда, зачем ты прибил тех богов к стене? – настойчиво поинтересовалась я, затягивая пояс халата и поворачиваясь к Эшу лицом. Это движение не вызвало боли. – Как может убийство оставлять отметину, если ты такое творишь?
– Ты думаешь?.. – Белая аура за его зрачками стала ярче. Это было красиво и немного пугающе. – Ты думаешь, это сделал я?
– Когда я тебя спросила, ты сказал, они служат напоминанием, что жизнь хрупка, даже у богов.
Он с недоверием уставился на меня.
– Неужели те слова стали основанием подозревать меня? – Выражение его лица быстро смягчилось. – Да, они служат предупреждением, но оно исходит не от меня.
Я озадаченно воззрилась на него. Говорит ли он правду? Чего он хочет добиться, если лжет?
– Если это сделал не ты, то кто же?
Вихрь в его глазах утих. Он подобрал локон, упавший на мое плечо.
– Льесса, я не единственный Первозданный.
– Тогда кто же это сделал? Кто посмеет разгневать Первозданного Смерти?
– Ты не стесняешься злить меня или спорить со мной.
– Я сейчас не спорю с тобой.
Он поднял бровь.
– Что касается тебя, ты почти каждый наш разговор переводишь в спор.
