– Значит, ты ешь пищу? – спросила я.
Мои мысли вопреки воле перенеслись к разговору с Эйос.
Он поднял взгляд и сказал, растягивая слова:
– Да. Я не выживу, если буду поглощать только души проклятых.
Я воззрилась на него.
– Шучу. – Он изогнул губы. – Насчет душ.
– Надеюсь, – проворчала я. – Я не знала, нужно ли Первозданным есть или…
Я заставила себя пожать плечами.
– Мы можем прожить какое-то время без еды, гораздо дольше, чем смертные. – Он сделал глоток виски. – Но в конце концов слабеем. А если мы продолжаем слабеть, то становимся… чем-то совершенно иным.
– Что это значит?
Он поймал мой взгляд.
– Ешь, а я буду рассказывать.
Я подняла бровь.
– Это подкуп?
Он повел плечом и откусил сосиску.
– Если это сработает, можешь называть как хочешь.
В список моих любимых вещей не входило, когда меня принуждали к чему-либо, даже поесть, как бы я ни была при этом голодна. Но я все же наколола на вилку яйцо, потому что любопытство во мне всегда было сильнее.
– Доволен? – спросила я с набитым ртом.
Он изогнул губы. Должно быть, из моего рта выпал кусочек яйца и плюхнулся на тарелку.
Все мое обучение пропало впустую. С соблазнением у меня выходило ужасно.
Но он улыбнулся шире, и, к моему удивлению, больше из моего рта ничего не выпало. У меня каждый раз захватывало дух от его улыбки и того, как она озаряла его лицо и заставляла глаза переливаться серебром.
Эш усмехнулся.
– Очень.
– Великолепно.
Ухмыльнувшись, он прожевал сосиску и проглотил.
– Мы можем слабеть, – сказал он, и у меня задрожала рука. – Страдать от голода и ран. В том числе.
Я быстро отпила лимонад. Слишком хорошо представляя, что означает «в том числе».
– И что потом?
– А потом, когда мы ослабеем от голода и истощения, мы можем стать чем-то более… примитивным. Чем-то первобытным. – Он проглотил еду. – Вся наша видимость человечности слетает, а под ней оказывается то единственное, чем мы являемся.
Глаза цвета грозовых туч заглянули в мои.
– Ты бы не захотела оказаться рядом, если такое случится.
У меня по спине пробежал холодок.
– Такое происходит только с Первозданными?
Его густые ресницы опустились, Эш покачал головой.
– Любой Первозданный когда-то был богом, льесса. Из мощной кровной линии, но все равно богом. То, что происходит с Первозданными, с богами может случиться еще скорее.
– О, – прошептала я, едва чувствуя вкус сладкого сока и соленого бекона. – Но тогда вы можете покормиться, верно? Чтобы такого не случалось.
– Они могут.
Что-то в том, как он это сказал, привлекло мое внимание.
– Ты можешь.
– Могу, – подтвердил он, кладя вилку рядом с тарелкой. – Но я не кормлюсь.
Я нахмурилась.
– Никогда?
– Больше нет.
Мое недоумение усилилось.
– А если ты ослабеешь?
Он поднял взгляд на меня.
– Я позабочусь, чтобы такого не случилось.
А что насчет того случая, когда я пырнула его кинжалом? Он тогда вообще не ослабел? И почему он не кормится? Мы оба некоторое время молчали, видимо, сосредоточившись на еде.
Вытерев пальцы салфеткой, я больше не могла сдерживаться.
– Ты был пленником?
Эш не ответил. Он сидел, устремив взгляд прямо перед собой, и поглаживал большим пальцем край стакана.
– Я много кем был.
Я смяла салфетку.
– Это совсем не ответ.
Эш перевел взгляд на меня.
– Да, не ответ.
Подавив раздражение, положила вилку рядом с тарелкой, прежде чем сделать ею что-нибудь неразумное. Мне хотелось знать, что именно он имеет в виду, и не из пустого любопытства. Я могла понять, что Первозданные нападают друг на друга, переходя границы дозволенного, но держать кого-то из них в плену?
И я хотела ошибаться. Хотела, чтобы он имел в виду что-то другое. При мысли, что его – или вообще кого-то – держали в плену без веской причины, у меня внутри все переворачивалось, и я начинала ему сочувствовать. А мне нельзя этого делать.
– Не было бы проще, если бы мы на самом деле узнали друг друга? Или ты предпочитаешь, чтобы мы оставались незнакомцами?
– Я бы не хотел этого. Если говорить откровенно, Сера, я бы желал, чтобы мы опять оказались так же близки, как тогда на озере.
Он поймал и удержал мой взгляд, а мое дыхание истончилось. Он провел кончиками клыков по нижней губе, и мои вены затопило жаром. Я тоже этого хотела. Разумеется, из-за моего долга.
– Я очень этого хочу, но некоторые вещи не обсуждаются, Серафена. Это одна из них.
Я отвела взгляд. Мои плечи напряглись, когда я решила надавить на него. Но я тут же усмирила это желание. Не только потому что если узнаю о нем больше, это… помешает мне исполнить долг, но и потому что есть вещи, которые не обсуждаются. Моя мама. Тавиус. Ночь, когда я выпила снотворное. Правда о том, каково мне было дома. Я понимала, что о чем-то очень тяжело говорить.
Мое внимание привлек тихий жалобный звук. Я наклонилась, и над краем стола появилась маленькая зеленовато-коричневая овальная голова.
Я уставилась на крохотного дракена, который вытянул длинную тонкую шею и зевнул.
Эш вскинул бровь.
– Что? Я даже не знал, что она здесь.
Я уронила салфетку.
– Как ее зовут?
– Джадис, но ей недавно пришлось по душе имя Джейд, – объяснил Эш, а дракенка хлопнула крылом по столу и начала рассматривать блюда. – Удивительно, что она так долго проспала. Обычно она просыпается, как только учует запах еды.
Дракенка заверещала и положила на стол передние лапы. Когти на них были крохотные, но уже настолько острые, что ими можно ломать дерево. Крылышки казались почти прозрачными, а ее глаза стали вдвое больше, когда она увидела остатки еды.
– Сколько ей лет?
– Исполнилось четыре несколько недель назад. Она самая младшая. Риверу – дракену, которого ты видела с Лейлой, – десять лет.
Она вскочила на стол, и Эш вздохнул.
– Джадис, ты же знаешь, что нельзя ходить по столу.
Маленькая дракенка повернула голову к Первозданному и издала негромкую трель.
