— Все еще работаешь?
— Все еще.
— То есть, скоро не ждать? — голос стал суше.
— Я же сказала…
— Никита отказывается спать без тебя.
— Слушай, ну придумай что-нибудь, не первый раз же! — я отвлеклась от таблиц, потому что почувствовала в голосе Игоря опасные нотки, обычно предшествовавшие скандалам.
Его не слишком часто заносило, зато когда заносило — это было надолго.
— Я-то придумаю, но как ты вообще можешь менять своих детей на свою ерунду?
— Кстати, о ерунде! — вспомнила я. — Ты персика покормил?
— То есть, тебя кот интересует даже больше детей?
— Я знаю, что ты отличный отец и справишься.
— А вот из тебя мать не очень!
— Ну… Хотя бы звание хорошей жены пока не отбираешь, — смиренно сказала я.
— Если в выходные не освободишься, то и его отберу.
— Смешно…
— Нисколько, Лана. Я реально не шучу. Тебе давно пора расставить приоритеты — кто ты в первую очередь: мать, жена, спасательница кабысдохов или одна из тысяч никому не нужных турагентов?
— Слушай, ну притормози, — попросила я, пытаясь держать себя в руках, хотя ужасно хотелось тоже сорваться и начать перечислять его прегрешения.
— Если б я знал тогда, во что выльются твои игрушки…
— Это не игрушки!
— Зачем тебе вообще этим заниматься? Я вас вполне обеспечиваю, а если уволить няню, то…
— Не надо увольнять няню, Игорь! Я ее оплачиваю на свои деньги! — Взорвалась я. — И я не стану покорной домохозяйкой в передничке, если меня насильно запереть дома!
— Ты кричишь, потому что понимаешь, что я прав!
— Мне что теперь — засесть дома и только детьми заниматься?
— Помнишь, мы еще хотели приемную девочку взять? Ты ее тоже будешь бросать на меня и няню?
— Не мы, а ты…
— Серьезно? Серьезно, Лана?
Он бросил трубку.
Некоторое время я сидела в ступоре. Гоняла мышкой по экрану одну и ту же строчку из таблицы в таблицу и не могла собраться с мыслями. Что ж, Игорь своего добился — работать я в таком состоянии, когда слезы подступают горячим прибоем к глазам, я уже не смогу.
Развлекательный центр уже закрывался, погружался во мрак. В магазинах вокруг был выключен свет, горели только вывески. Остался работать только кинотеатр на четвертом этаже и парочка кофеен — для киноманов и тех, кто задерживался на работе, как и я.
Даже туалеты на нашем этаже закрыли и мне пришлось подняться на третий. Пока шла по выключенным эскалаторам и просторным залам, в которых эхом отдавался цокот моих каблуков, чуть-чуть успокоилась. Но не до конца.
Постояла перед зеркалом, глядя в свои прозрачные до белизны глаза, умылась…
Решила взять кофе с миндальным сиропом, чтобы как-то себя утешить.
Натали вечно прикалывалась, что я приучаю себя ко вкусу горького миндаля, и если меня захотят отравить — не опознаю цианид по характерному запаху.
«Можно подумать, ты опознаешь».
Сонный бариста вяло взбил пену для моего капучино, просыпал корицу наполовину мимо, но в итоге вручил мне стаканчик, о который я и согрела ледяные на нервах пальцы.
Отошла к скамейке у выключенного фонтана и минут пять сидела, глядя в никуда и отхлебывая слишком горячий кофе маленькими глотками. И так глубоко ушла в себя, что не услышала тихих шагов за спиной, хотя в опустевшем ТЦ каждый звук разносился эхом по этажам.
— Лана? Ты что тут делаешь?
Я была так вымотана эмоционально и физически, что даже не нашла в себе сил удивиться появлению Германа.
Пожала плечами:
— Сижу.
— Домой не хочешь? — то ли просто спросил, то ли все понял про мое состояние он.
— Если честно, нет.
— А поедешь?
— Поеду…
Причем уже вот сейчас и поеду. Что толку тупо сидеть за компом, если у меня все равно все упало. Приеду завтра пораньше и все доделаю. Если, конечно, меня дома не ждет большой ночной скандал.
Герман помолчал, перекатываясь с пятки на носок и предложил:
— Давай подвезу.
— Не надо.
— А если я буду настаивать? Куда ты в такое время одна?
— Я сейчас плохой попутчик.
— Что-то случилось?
Я не ответила.
Мне всегда было неловко жаловаться на Игоря. По сравнению с большинством мужей, он был просто идеальным. Занимался детьми, хорошо зарабатывал, участвовал в домашних делах временами даже больше меня, любил — правда любил меня. Ему не нужно было напоминать о моем дне рождения или дате свадьбы, он притаскивал мне цветы и подарки без повода.
Просто… у всех случаются пасмурные дни.
Прожить всю жизнь без ссор и недопониманий невозможно.
Глобально-то у нас все отлично, и я не хочу, чтобы кто-то думал иначе.
Поэтому так тяжело переживать эти пасмурные дни — без поддержки самого близкого человека, который сейчас на меня зол и без возможности выплеснуть свою обиду в разговоре с кем-нибудь понимающим.
Герман не стал настаивать на ответе, выдержал минуты две тишины и полуутвердительно сказал:
— Поехали? Можешь в меня поплакать, если надо.
— Поехали, — решилась я. — Только…
— Покатаемся по городу, — кивнул он. — Конечно.
Тогда. Никогда ни о чем не жалею
Что было бы, если бы я поехала сразу домой в тот вечер?
Да ничего интересного. Игорь все равно не умел быстро отходить, поэтому я получила бы лишнюю порцию упреков, да и все.
Дети скорее всего уже заснули и без меня, а даже если и нет — этот день, когда их укладываю я, а не Игорь или Зоя, все равно не добавил бы им ничего к будущей счастливой жизни.
Со мной они точно так же капризничали, как и с папой. Когда он был в командировках — они требовали позвать его, когда я на работе — меня, когда мы оба были свободны — заявляли, что Зоя поет им колыбельные лучше.
Но, возможно, я просто себя этим утешала, потому что правда была плохой матерью и женой. Только Игорь все равно меня не отпустил бы.
«Ты обещала не бросать меня», — ответил он во время одного из скандалов на мой вопрос, почему он не разведется, если я настолько ужасна.
Серо-туманный «мерседес» Германа выскользнул из гаража нашего ТЦ в черноту ноябрьской ночи словно призрак. В колонках негромко заиграл мягкий рок, и это было идеальное сопровождение.
— В прошлый раз был вроде «лексус»?
