— Любовь и влюбленность — разные вещи, — поучительным тоном сказал Герман, подняв палец. — Давай по кофе? Что-то я уже засыпаю, а мне еще работать и работать.
— Даже дома? Хорошо, что ты не патологоанатом и не палач, скажем…
«Лексус» притормозил рядом с маленькой дверцей с совершенно неприметной вывеской. Но мы однажды тут уже покупали кофе и оба изумились, сделав по глотку — настолько хорош он был. Герман даже поставил отметку на карте, чтобы найти это местечко в следующий раз.
Мы только собирались выйти, как зазвонил его телефон, показывая на экране «Нелли, HR»
— Оу… — сказала я беззвучно, одними губами. — Это она?
Герман коротко кивнул, со сложным выражением лица глядя на телефон.
— Ответь, — кивнула я. — Кофе сама возьму.
— Окей, — он потянулся одной рукой к телефону, а другой вынул из кармана и передал мне кредитку. — Пин — 1329, мне…
— Черный, с вишневым сиропом, помню, — я взяла его карту и выскочила из машины.
Провозилась я довольно долго — прекрасный человек, варивший кофе, подходил к делу со всей основательностью, поэтому колдовство с туркой на маленькой песчаной жаровне несколько затянулось. Зато я успела выбрать два эклера — с соленой карамелью и с фисташками вдобавок к кофе.
Возвращаясь к машине, я еще издалека заметила, что Герман стоит рядом с ней, а перед ним приплясывает на слякотной дороге и размахивает кулаками огромный мужик.
Морда у мужика перекошена, изо рта летит слюна, но из-за шума шоссе мне не было слышно, о чем речь. Я только поняла, что он наезжает на Германа, и что джип с открытой дверью, стоящий позади «лексуса», принадлежит ему.
Подходя, я ожидала, что сейчас Герман, как тогда в кабинете администрации ТЦ, холодно поставит мужика на место и мы поедем дальше. Поэтому просто обалдела, когда он вдруг подался к орущему скандалисту всем телом, хлопнул ладонью по крыше машины и яростно прорычал:
— Пасть свою грязную захлопнул, ты, огрызок эволюции, пропавшее звено! Грабли прибрал и вали отсюда, если не хочешь в свою грязную нору с новым макияжем вернуться!
Я аж споткнулась и еле удержалась на ногах, не уронив два стаканчика с кофе и коробку с эклерами. Невольно вскрикнула, и Герман повернулся ко мне. Его черные глаза буквально пылали агрессивным огнем, а лицо было искажено злостью.
— Лана, садись в машину, — приказал он, и мне как-то в голову не пришло спорить с этим совершенно новым для меня человеком.
Я даже обошла его по дуге, чтобы не попасть между ним и мужиком, который уже опустил кулаки и вообще выглядел явно не таким бешеным, как еще несколько секунд назад.
— Да я тебе… — услышала я сипение мужика, уже сев в машину, но Герман резко захлопнул дверцу и отрезал меня от дальнейших разборок.
На всякий случай пристегнувшись, я обернулась, глядя на их противостояние.
Герман сделал еще один резкий рывок в сторону мужика и что-то ему высказал, скаля белоснежные зубы. Мужик отступил, чуть не поскользнулся — и на этом финал конфликта стал понятен.
Я медленно выдохнула и дрожащими руками воткнула кофе в подставку.
Водительская дверь открылась, захлопнулась, мотор завелся, а я все смотрела на руку Германа с чуть покрасневшими костяшками на рычаге переключения передач.
А потом эта рука подхватила с подставки стаканчик кофе и уже куда более знакомый мне низкий холодноватый голос спросил:
— Ты чего молчишь?
— Я тебя теперь немного боюсь, — призналась я, поднимая глаза и сталкиваясь взглядом с чем-то темным и очень живым, смотрящим из его глазниц в мир.
— Ерунда, — хмыкнул Герман, открывая коробку с эклерами.
Спохватившись, я отдала ему карточку.
— Ты какой будешь? Я возьму фисташковый? — спросил он.
— Что там произошло? — решилась узнать я.
— Я не в том месте припарковался, — спокойно ответил Герман, откусывая эклер с зеленоватой глазурью.
— И все?
— И все.
— И поэтому ты чуть не растерзал этого мужика?
— От физической агрессии у меня сносит все заборы и падают все планки. В детстве… приходилось много драться.
— Угу, понятно.
Я молчала всю дорогу до дома.
А ночью Герман мне приснился.
Тогда. Сны нам неподвластны
В спальне было жарко — я опять забыла открыть окно перед сном, чтобы проветрить, но просыпаться ради этого не хотелось. Я сбросила с себя толстое одеяло и перевернулась на живот, обнимая подушку. Потянулась, устраиваясь поудобнее… И ощутила щекочущий ноздри аромат розмарина, густой волной разливающийся в духоте комнаты.
Прямо рядом с моей грудью в матрас уперлась мужская рука — крупные часы на запястье, белоснежная манжета рубашки с золотыми запонками, змеящиеся вены на тыльной стороне ладони.
Сердце забилось гулко и сильно, волоски на обнаженной коже встали дыбом, ощутив присутствие чужого мужчины. Его тело — жарче самого теплого одеяла — накрыло меня сверху, а низкий глубокий голос проговорил на ухо, опалив его дыханием:
— Знаешь, как женщина может легко успокоить мужчину в ярости, Лана?.. Это очень просто…
Его руки скользнули на талию, задирая короткую шелковую ночнушку, сзади жестко толкнулись твердые мужские бедра, а зубы оставили короткий жалящий укус на мочке уха. Часы на запястье царапнули нежную кожу живота, пальцы жадно обхватили грудь и стиснули ее, продавливая глубокие ямки в мягкой плоти.
Я задохнулась от запылавшего внутри меня безжалостного пламени, выгнулась, подаваясь всем телом к нему, задышала шумно и часто, откликаясь на чужое желание.
Он рывком перевернул меня на спину, звякнула пряжка ремня, сердце заколотилось в горле, когда я встретила в темноте спальни взгляд глаз, что были еще чернее этой темноты.
— Герман… — я выдохнула имя, покорно приоткрывая губы…
…и проснулась, резко сев в кровати, отбрасывая тяжелое, давящее на меня одеяло.
Рядом спал Игорь, как обычно, зарывшись лицом в подушку, как будто ему не нужно дышать во сне. В спальне было прохладно, даже зябко — перед сном я сама открыла окно и подставила глиняную фигурку кошки, чтобы створка не захлопнулась.
Светящиеся синим часы у кровати показывали три часа ночи.
Это был сон.
Очень острый, пряный, жаркий сон. Я все еще ощущала запах разогретого на солнце розмарина, моя кожа горела, а низ живота болезненно потягивало.
Просто сон.
Сны нам неподвластны.
Когда мы только начали жить вместе, Игорь однажды застал меня ночью в ванной с испуганными глазами и пальчиками в пижамных штанах. Он очень удивился, а я, смущаясь, призналась, что приснился такой яркий эротический сон, что не было никаких сил терпеть.