А он позволил мне зайти дальше.
Он сам шел навстречу, причем куда быстрее меня.
Мы двигались одновременно.
А потом он остановился — на полном ходу.
Почему?
Если бы я хотя б на секунду заподозрила, что он против — я бы не осмелилась потянуться за поцелуем! Даже в том расслабленном состоянии — растаявшая, мягкая, нуждающаяся в любви…
Почему он не остановился раньше?
Я рассматривала случайно попавшую в кадр сухощавую спину Германа на фоне лазурного моря, гладила экран пальцем, словно могла дотянуться до него хотя бы так. Но ни спина, ни зубная щетка, ни его рука на подлокотнике самолетного кресла, сжимающая руку Полины — ответа мне не давали.
Вероятно, мог его дать только сам Герман — а он меня игнорировал.
Про игнор окончательно стало ясно, когда в один из дней после его возвращения мне пришлось подняться на третий этаж — и в очередной раз как будто бы случайно пройти мимо стеклянных дверей банка.
Герман был там.
Стоял в общем зале, разговаривая с одной из операционисток. Ей внимание большого босса явно льстило, она крепко сплетала и расплетала красивые пальцы с изящным маникюром, краснела и опускала глаза в пол, но слушала его внимательно, приоткрыв рот.
Как обычно.
Как в любой другой день все предыдущие недели с тех пор, как тут открылся этот филиал, и я могла наблюдать за Германом в естественной среде.
Это мог бы быть любой из дней в октябре или в ноябре, когда я пробегала мимо и видела его во время таких же разговоров.
Не в декабре. В декабре я бы уже подождала, пока он меня заметит, махнет рукой и позовет вместе выпить кофе. Или он написал бы мне еще с утра, интересуясь планами на вечер.
То, что он вернулся и ничего мне не сказал, лучше всего показывало, что все изменилось.
Я смотрела на него и не чувствовала, что имею право даже на короткий приветственный кивок. Более того — едва Герман начал оборачиваться и я поняла, что еще мгновение, и он меня увидит, я ускорила шаг и проскользунла в дверь «Только для персонала» раньше, чем это произошло. Потому что даже на взгляд я тоже больше не имела права.
Вообще-то я шла сюда, чтобы поговорить с администрацией насчет графика работы в новогодние каникулы… Но на самом деле это был лишь предлог. Я шла, чтобы узнать, не приехал ли Герман.
Узнала.
Ну и черт с этими каникулами.
Завернув за угол, я быстро спустилась по служебной лестнице и вышла на техническую парковку на задворках ТЦ. Здесь кисло пахло выхлопными газами и углем, огромные рычащие грузовики месили снежную кашу колесами, а с неба сыпалась какая-то мокрая гадость. Не то снег, не то дождь — противная ледяная капель, обжигавшая кожу холодом. Над железной дверью не было даже хлипкого козырька, под которым можно было спрятаться, и я просто стояла, подняв лицо к серому небу и вместе с клубами выхлопов глотала хрустальную горечь невзаимности — уже понимая, что впереди меня ждет только боль.
Не получилось укрыться в чужом тепле, передохнуть от бесконечных бурь своей жизни.
Мне было слишком хорошо в компании Германа, чтобы это продлилось долго.
Я рада, что все закончилось вот так — одной унизительной сценой, а не чем-то похуже.
Не предательством по отношению к моему мужу и его жене.
«А вместе нам не справиться».
Зато я справлюсь. Сама.
Возвращаясь в гулкий, плохо освещенный коридор торгового центра, я провела пальцами по лицу, стирая влагу, и выругалась. Увы — хваленая водостойкая тушь не выдержала атаки сразу с двух направлений — и ледяного дождя, и соленых слез.
Надо было заскочить в туалет — смыть разводы и привести себя в порядок, но я не успела. На выходе из административного крыла я нос к носу столкнулась с Германом
— Черт! — брякнула я вместо приветствия.
— И тебе здравствуй… — сказал он, внимательно меня разглядывая.
Разумеется, потекшая тушь не прошла мимо его внимания.
— Не спрашивай, — попросила я.
— А я знаю, — сказал он.
— Что знаешь?
— Не спрашивай.
Едва заметная усмешка тронула уголок его губ.
Герман полез в карман своего костюма и протянул мне белоснежный платок.
Мелодрама какая-то…
Хорошо, что на нем еще вензеля не были вышиты. Но отказываться я не стала и поспешно вытерла разводы туши с лица.
— Постираю и верну, — сказала я, глядя на черные пятна на платке.
— Не говори ерунды, — Герман отобрал его у меня и спрятал обратно в карман.
Тайный план обзавестись фетишем, который я могла бы положить на домашний алтарь, провалился.
Шучу.
Или не шучу — платок пах его парфюмом, и я с трудом удержалась от того, чтобы не прижать его к носу, чтобы вдохнуть будоражащий запах розмарина и холодных камней.
— Я сегодня допоздна, — сказал он в тот момент, когда я уже устала переминаться с ноги на ногу и собиралась поблагодарить его и сбежать, пока не поздно. — Подвезти тебя?
Нужно было отказаться.
— Хорошо. У меня есть для тебя подарок.
Но я не смогла устоять.
— Подарок? — изумился Герман. — Какой?
— Тебе понравится, — пообещала я. — Гарантирую.
Тогда. Это все мне?
В нашу переписку Герман по-прежнему не заходил, зато я проверяла ее каждые пять минут. Причем, пять минут — это был максимум моей силы воли. Если бы я не держала себя в руках, проверяла бы чаще.
Даже понимая, что делаю что-то не то, остановиться не могла.
Заверяла себя, что мне просто важно узнать, как он отреагирует на мой подарок. Надо его как следует подготовить. Почему он не пишет? Как я узнаю, что уже пора собираться?
Герман появился ближе к десяти вечера, когда я уже отпустила Тину, да и сама успокоилась и последний час работала, не отвлекаясь на телефон.
Он просто зашел в агентство и сел на диван для посетителей, закинув ногу за ногу и сплетя пальцы на колене.
Пока я хлопала глазами, он махнул рукой:
— Привет. Не обращай на меня внимания, работай, я тебя подожду.
И уткнулся в телефон.
Не, ну какое теперь «работай»…
Я выбралась из-за стола и достала давно приготовленный подарок. Кое-что я добавила уже сегодня с утра — это был последний заказ, и он успел как раз в срок.
Герман с легким удивлением наблюдал, как я тащу к нему немаленьких размеров коробку.
— Что это?.. — он встал, чтобы взять ее из моих рук и пару раз осторожно тряхнул. Внутри зашуршало. — Оно живое?
