— И кусается! — засмеялась я. — Будешь здесь разворачивать? Предупреждаю — потом собрать будет нелегко.
Нахмуренные брови и серьезное выражение лица рассмешили меня еще сильнее.
— Нет, давай в машине, — решил он. — Ты уже все? Идем?
Мне еще было чем заняться, но я колебалась всего одно мгновение.
— Конечно!
Выключила комп, подхватила пальто и вымелась следом за Германом.
В машине он быстро перекинул плед и какие-то пакеты на заднее сиденье, освобождая мне место, а я невольно отметила — с ним давно никто вместе не ездил. Хотя, конечно, есть еще водитель на «мерседесе»…
Герман поставил коробку между нашими сиденьями и с некоторой опаской ее приоткрыл. Я чуть не повизгивала от предвкушения, с трудом держа себя в руках. В том, что ему понравится, сомнений не было, но мне хотелось увидеть, насколько понравится!
Первой он безошибочно ухватил за горлышко тяжелую бутылку, завернутую в несколько слоев шуршащей бумаги.
— Это у нас что… ликер? — Герман посмотрел на меня, словно хотел свериться, что мы видим одно и то же. — Любопытно. Спасибо.
Главную фишку он еще не понял, поэтому реагировал спокойно.
— Это… — он развернул упаковку следующего подарка. — Шоколад.
— С лакрицей! — не удержалась я.
— О, любопытно! — голос его повеселел. — А это…
Герман вытащил целый ворох пакетиков с мармеладом. Завернутые спиралью двухметровые лакричные конфеты, черные лакричные мишки, шарики из лакрицы…
— Ого!
Он вынимал пакетик за пакетиком, разворачивал шуршащие обертки и доставал шоколад с лакрицей, варенье с лакрицей, лакричный соус, спагетти с лакрицей. И бесконечное количество конфет в разных видах.
Были там и финские — из салмиакки, хотя, как я выяснила, это совершенно разные виды извращенных сладостей. Но решила добавить и их — если Герману нравится именно солено-пряный вкус, он оценит и такие редкости.
— С ума сойти…
Машина была завалена лакрицей во всех видах, известных человечеству, а Герман все разворачивал и разворачивал упаковки — он уже не улыбался, нет… Его улыбка словно переплавилась во внутреннее свечение.
На обычно суровом и маловыразительном его лице было написано абсолютное детское счастье.
— Это все мне? — спросил он с такой трогательной наивной надеждой, словно не мог поверить, что действительно — ему.
— С новым годом, — сказала я.
Его радость была такой яркой, что я щурилась от ее сияния и украдкой вытирала выступавшие слезы.
— Откуда это все?
— Попросила своих туристов привозить из тех стран, куда они летали, — похвасталась я с довольным видом. — Рассказала им историю про одного мальчика, который очень любил лакрицу, но ему никогда ее не покупали. Так что они немножко замучили местных гидов, чтобы достать редкие разновидности. Мороженое вот не осилили довезти, к сожалению…
Герман смотрел на меня ошеломленно и растерянно. Мне кажется, на несколько минут с него сползла даже извечная маска холодного интеллектуала.
Я уже видела его настоящего — темную сторону, когда он агрессивно ругался на дороге. Сейчас я видела настоящую — но светлую.
Это стоило всех усилий, которые я потратила, чтобы собрать самую большую коллекцию лакричных сладостей в этом городе!
— Я не знаю, что сказать… — произнес он слегка севшим голосом. — Лана… Ты…
— Скажи «спасибо», — предложила я. — Обычно это говорят, когда получают подарок на Новый Год.
Герман несколько секунд смотрел на меня, а потом сгреб ворох шуршащих оберток в коробку, переставил ее на заднее сиденье, наклонился ко мне и тихо сказал:
— Спасибо, Лана.
А потом легко-легко поцеловал меня в щеку, на несколько секунд задержавшись вблизи моего лица. Я чувствовала его дыхание на своей коже — мое сердце ускоряло свой бег с каждым мгновением. Что происходит?
— Что происходит, Герман? — спросила я, поворачиваясь и глядя в его очень темные глаза, которые были так близко, что я рисковала упасть в черные дыры его зрачков.
— Ничего, — ответил он и резко отстранился.
Завозился с ремнем безопасности, завел двигатель. На меня больше не смотрел.
— Ну раз ничего, то я пойду? — уточнила я.
— Иди, — сказал он сипло, глядя перед собой. Откашлялся и повторил. — Иди.
Я взялась за ручку двери, но прежде, чем успела ее открыть, он спохватился:
— Погоди! Куда ты собралась в такое время?
— Сам сказал «иди», — пожала я плечами, распахивая дверь.
— Стой! Я тебя подвезу. Поздно уже.
Я помедлила, но пожала плечами и захлопнула дверь обратно.
Мы ехали молча. Я вдыхала запах парфюма Германа, смотрела на огоньки, несущиеся за окнами машины и запоминала это ощущение — свободы, счастья и горечи от близости к тому, чего хочешь больше всего на свете, но не можешь получить. Хорошо, что я не могла толком разобрать, что за музыка тихонько, на грани слышимости, мурлыкала в колонках, иначе у меня появился бы саундтрек моей жизни, отказаться от которого я бы не смогла.
Герман довез меня напрямую, без всяких долгих дорог и покатушек по центру. Очень быстро — до дома от работы, оказывается, было совсем недалеко.
У своего подъезда я неловко брякнула:
— Ну все, пока.
— Еще раз спасибо, Лан, — сказал Герман, все так же глядя прямо перед собой, а не на меня.
— Не за что.
«Лексус» сорвался с места, едва я успела захлопнуть дверцу машины.
Что это было?
Я окончательно перестала понимать Германа.
Глядя вслед выворачивающему на дорогу автомобилю, я нашарила в сумке пискнувший уже с десяток раз телефон.
«Привет!»
«Слушай, давно не виделись, как считаешь?»
«Давай на выходных закатимся куда-нибудь, выпьем?»
«Если ты не занята, конечно».
«И если тебя твои домашние тираны отпустят».
«Лана!»
«Ну Лана!»
«Ну где ты там?»
Вот и зачем я внезапно понадобилась Полине?
Тогда. Не знаю, Полин
Гулко стучало сердце, отбивая бойкий ритм.
«Ну давай встретимся, — написала я Полине в ответ. — А в честь чего вдруг?»
«Просто так. Давно не виделись. Перед НГ все бешеные какие-то. Просто посидим где-нибудь, вина выпьем. Я знаю итальянский ресторанчик — там детская комната с прозрачными звуконепроницаемыми стенами, так что бери детей!»
