— Он тебе цацку от «Картье», а ты ему какой-то курс? — скривилась Маринка.
— А где он собирается водить на льду? — изумилась Натали.
Отличная тема для разговора! Обе!
— Он в феврале собирается своим ходом на Байкал! Ну, конечно, я не для того выбирала богатого мужа, чтобы дарить ему дорогие подарки, пусть скажет спасибо, что не «киндер-сюрприз», — вбросила я сразу две темы. — Кстати, о киндер-сюрпризах! Мы собираемся взать девочку из детдома!
Вопросы посыпались разноцветными драже из разорванного пакета с подарками — только успевай отвечать. А вот думать о том, что там Герман делает со своей зазнобой наедине — не успевай. Только не успевай.
Я ловко лавировала между правдой и ложью, вываливала все, что знала о зимнем Байкале, усыновлении и сочиняла на ходу историю своего коварства и меркантильности. Было уже все равно, что они обо мне подумают. Потом скажу, что напилась и болтала ерунду.
Но судьба решила меня не жалеть.
Только я сидела лицом к проходу, куда, громко цокая каблуками, из-за колонны вывернула яростная Нелли. Она довольно решительно направлялась к выходу, когда ее нагнал Герман и схватил за руку.
Совсем не так, как берут за руку своих подчиненных.
Честно говоря, я еще могла вообразить ситуацию, в которой ему бы понадобилось ужинать со своей сотрудницей, и это было бы чисто деловой встречей.
Но вот так удерживать — нет.
Вряд ли речь шла о предложении новой должности, от которой она отказалась, или каком-нибудь служебном расследовании.
Мне не было слышно за болтовней Маринки и Натали, что именно Герман говорил Нелли и что она ему отвечала так зло. И почему вырвала руку и отступила на несколько шагов, чтобы высказать что-то явно неприятное.
Приятельницы пытались вовлечь меня в разговор, но я отвечала невпопад, следя за сценой, разворачивающейся за их спинами. Экспрессивные тирады Нелли — Герман, с каждым ее словом прямо на глазах становящийся все холоднее. Под конец он подчеркнуто резким движением поправил манжеты своей рубашки и сухо кивнул ей, бросив буквально пару слов.
Она развернулась так, что я почти услышала визг каблуков по полу и покинула ресторан.
А Герман несколько долгих секунд смотрел ей вслед, а потом, словно почувствовав, вдруг бросил взгляд в мою сторону.
Еще одна огненная и ледяная космическая пуля прямо в сердце.
— А вообще я давно не путешествовала! — невпопад заявила я громко, прервав щебетание девчонок. — Наверное, надо было и правда с вами в промо-тур смотаться. Поехали бы со мной? Куда-нибудь в Тунис, а?
И не смотреть.
Можно ковырять ложечкой свой нетронутый до той секунды тирамису, превращая его в коричневое месиво, можно ненатурально смеяться в ответ на слова Натали — какие слова? да черт знает! Только не смотреть. Как можно дольше.
Когда я вновь осмелилась кинуть взгляд в ту сторону, Германа уже не было.
И сердце ухнуло в ледяную пустоту сожаления. Будто упустив его взгляд, я упустила заодно и шанс на что-то очень ценное.
Натали и Маринка еще пытались меня растормошить, но странное, рассеянное и тревожное состояние, накрывшее меня после ухода Германа, мешало сосредоточиться на их словах. Я чувствовала себя плавающей в теплой воде тропиков, и там, выныривая из песчаной мглы, меня со всех сторон покусывали ядовитые рыбки, и от их яда мутная слабость растекалась под кожей.
Кто и когда первым предложил разойтись, я уже не уловила.
Едва не забыла свой букет, чуть не разбила флакон духов, многословно извинилась перед девчонками и наконец сбежала в свое рабочее убежище. И там долго сидела, прижав пальцами виски и закрыв глаза.
Очнулась, когда услышала, что в магазине по соседству со скрипом закрывают жалюзи. Натали давно закрыла свой цветочный и даже не зашла попрощаться. Наверное, сегодня я вела себя чересчур неадекватно. Отложила зефирный букет в сторону и стала собираться. Не сидеть же здесь всю ночь. А дома, даст бог, дети и приготовление ужина отвлекут меня от лишних мыслей.
На сердце было тяжело, словно кто-то умер.
Глаза саднило, будто все это время я проплакала, но я проверила — они были сухими, и тушь на месте. А то взгляд как у больной собаки — почти незаметно.
Пройдя по гулким пустым залам торгового центра, я толкнула дверь и вышла под снег, равнодушно сыплющийся с черных небес.
У обочины стоял черный «лексус».
Я на несколько секунд замешкалась, просто не веря своим глазам.
Что он тут делает?!
Дверца машины хлопнула — Герман вышел под снег прямо в костюме. Обогнул машину, подошел ко мне, все еще стоящей столбом, наклонился, обнимая ладонями мое лицо.
И поцеловал.
С неба ударила ослепительно-белая молния и превратила меня в горстку пепла на черном асфальте.
Герман сделал шаг в сторону и открыл пассажирскую дверь «лексуса».
Я молча села внутрь.
Тогда. Ни единого слова
«Лексус» остановился у высокого офисного здания, причудливой изломанной скалой возносящемуся к засвеченному небу Москвы.
Мотор заглох, но Герман не спешил выходить. Мы так и сидели в темноте, которую не подсвечивали даже огоньки приборной панели. Тепло стремительно покидало машину, меня начало знобить.
Он повернулся ко мне, склонился — и я потянулась к нему в надежде еще раз почувствовать поцелуй, все еще электрическим ожогом горевший на моих губах. Герман придвинулся ближе, отзываясь на неслышный зов, но когда между нами почти не осталось воздуха, вдруг замер.
И я испугалась так, что едва не закричала.
Испугалась того, что сейчас все повторится — он оттолкнет меня, он снова отвергнет под очередным предлогом. Его жена, мой муж, Нелли, грех, мы не должны — что на этот раз?! Потянулась к горлу, уже чувствуя внутри шершавый ком сгустившегося воздуха.
Но, промедлив несколько секунд, Герман щелкнул кнопкой ремня безопасности и, вместо того, чтобы оттолкнуть меня — притянул ближе. Добрался до кнопки моего ремня, освободив меня от пут — и я потянулась к нему, как к глотку воды в жаркий день. Было таким облегчением отпустить себя, разрешить погрузиться в него, в его дыхание, в его запах, в его тепло.
Шершавые подушечки пальцев касались моего лица, прохладные губы скользили по моим губам, и я не хотела отрываться от него ни на секунду, хотела длить и длить этот невинный поцелуй, означающий слишком многое. Но я не хотела существовать вне его.
Герман отстранился, выдохнул — с его губ слетело облачко пара — и вышел из машины. Открыл мне дверь, протянул руку…
И больше не отпустил. Сжав моих дрожащие пальцы, он провел меня через стоянку ко входу в офисный центр, свернул к служебному лифту, нажал кнопку одного из верхних этажей. Мы прошли сквозь полутемные коридоры к кабинету — Герман, не включая свет, запер за нами дверь и помог мне снять пальто.
