И вчера прям приход словил, смесь дикая бешенства, адреналина, похоти. Да еще и кровь на руках, давно не видел, давно не чесал кулаки, возраст уже такой, стыдно так делать. Все лучше разговаривать. Силой только дебилы решают. Не мой вариант. А тут… Да и она, маленькая, злющая, непокорная. Ох, я ее и усмирял вчера! Сука, аж до сих пор сладостью пробирает. А она, сначала пища и сопротивляясь, потом так круто кончала, так громко, что я только от звуков ее кайфовал. И от нее, кошки дикой, царапучей, кусачей, и сразу же, без перехода – игривой и мягкой. Податливой и хотящей. Бл***… Убойное сочетание. Вот меня и убило. Наповал. Насмерть.
Я глажу волосы, спускаясь на спину ладонью, девчонка под моими пальцами потягивается по сне, мурлычет и обхватывает торс ногами. И чувствуется прям, что удобно ей так лежать. Хорошо очень. На живой грелке животиком.
Я мягко, чтоб не будить, убираю волосы в сторону. Чуть приподнимаюсь, подсовываю подушку под голову, чтоб удобней было разглядывать.
Шейка тонкая, я нехило ее покусал вчера, клево было. Спина узкая. Лицо нежное, такое спокойное и невинное во сне. Хороша кошка. Пока спит носом в стенку. Губки свои облизывает во сне, так, что привет снизу становится болезненным. А давай-ка я тебя ниже сдвину, а, ведьмочка? Чуть-чуть…
Я мягко двигаю легкое тело вниз, подтаскиваю к себе бедра. Провожу пальцами по промежности. Сухая. Ничего, сейчас исправим. Смачиваю пальцы слюной, провожу, сначала по ней, потом по себе. Девчонка от моего прикосновения непроизвольно выгибает попку. Ох ты ж, моя хорошая… Правильно, правильно…
Я опять давлю вниз, уже за бедра. Есть в этом что-то охерительно неправильное. Трахать практически спящую девчонку. Но в то же время заводящее до нереальности.
Она стонет протестующе, сонно, пытается сжать кулачки, но я не останавливаюсь. Не особо удобно, но хоть чуть-чуть, хоть немного. Член мягко скользит в нее, и тут Ленка открывает глаза. И рот. И, судя по выражению первых, второе сейчас чего-нибудь выдаст.
Поэтому я тороплюсь и, уже не скрываясь, рывком натягиваю ее на себя.
И сууууука!!!!!! Как это оху**но!!!!
Она такая тесная внутри. Горячая.
С испуга и негодования сжала меня так, что даже больно! Но это самая сладкая в мире боль.
Строптивая коза пытается опять проявить характер и спрыгнуть с члена, но я держу. И, глядя в растерянные и злые глазки, начинаю быстро двигаться, вбиваясь снизу. И с удовольствием наблюдая, как выражение лица ее меняется. Непроизвольно. Она не может контролировать происходящее. Себя не может контролировать. И сейчас ей кайфово. Ей этого не хочется, ведьмочке бешеной, но все равно по кайфу. И она непроизвольно начинает двигаться сама, выгибаться и постанывать, шипя сквозь сжатые зубки ругательства в мой адрес. Но я с этим потом разберусь. Накажу ее грязный рот. И даже знаю, как.
А пока что я кайфую. Потому что она уже буквально через полминуты краснеет, глазки закатываются, пальчики беспорядочно скользят по моей груди, очерчивают линии татух. И в глазах ее ошеломление. Испуг. Ярость. И кайф.
– Сама! – Командую я, и она… Подчиняется! Начинает двигаться, подскакивать на мне, и дикое удовольствие смотреть, как грудь ее прыгает, как талия гнется, губки раскрываются в стоне, а глаза становятся бездонными. Лучше вида не было у меня никогда, ей-богу!
Она двигается все быстрее, и стонет в изнеможении, не умея завершить. Ничего, помогу сейчас, малышка, сейчас. Я ее придерживаю, фиксирую жестко, и опять начинаю вбиваться с силой. Ей нужно совсем немного. Чуть-чуть.
Кончает она красиво. Выгибается, волосы по-русалочьи колышутся, соски собираются в сухие острые вершинки, кожа мурашками покрывается, и губы влажно блестят. Сука, красиво!
И если меня спросят когда-нибудь: «Что ты, Миха, самое красивое видел в жизни?», зрелище кончающей на моем члене ведьмочки определенно войдет в топ пять.
Зуб даю.
Глава 14
Миша
– Не пойду я сегодня на учебу, отосплюсь, укатал ты меня, дядя Миша, – язвит ведьмочка, щуря лисьи глазки и шумно, с видимым кайфом прихлебывая кофе.
Я смотрю на нее с удовольствием. Ловлю себя на этом, но уже даже не удивляюсь. Ситуация разворачивается не так, как хотелось бы, но тебе же не привыкать, да, дядь Миша?
Не хотел ты, чтоб в постели твоей валялась голенькая девчонка с наглючими глазками? А она – валяется.
Не хотел, чтоб тебя подначивали без конца тупым «дядя Миша»?
А она – подначивает.
Не хотел, чтоб башку тебе забивало розовым дерьмом?
А вот оно, сейчас из ушей, сука, потечет. Вместе с мозгом.
Потому что мне надо работать. Очень надо.
Сегодня парочка встреч, на которых я должен думать мозгом. А я смотрю на кругую аппетитную жопку, которую нахалка даже и не думает прикрывать, валяясь на животе поперек кровати и дуя кофе, и в мозгах только одна мысль. Просчет ситуации, при которой я мог бы еще сутки проваляться здесь, в постели, разглядывая эту самую жопку в разных ракурсах. В самых разных, очень интересных ракурсах…
А она, понимая, на чем все время останавливается мой взгляд, только еще больше провоцирует, маленькая зараза. Типа неловко приподнимает бедра, ложась поудобнее. Типа.
И ведь знаю, прекрасно знаю, что нарочно она это все делает! А все равно мозг реагирует неоднозначно. Чего такое происходит-то, Мих? Тебе сорокет корячится, бес в ребро ху**нул?
– У меня дела, собирай манатки.
Я нарочно грублю, зная, что для этой оторвы такое обращение, как красный сигнал светофора. Нарочно будет переть.
Жду, когда фыркнет, разозлится, зашипит кошкой.
А она…
Сука…
Она перекатывается просто с животика на спину, открывая моему ошалевшему взгляду небольшую, но очень манкую грудь с острыми сосками, а потом так же плавно перетекает ко мне ближе.
Встает на коленки на кровати, прямо передо мной, легко и игриво ведет пальчиками по голой груди, собирая капельки воды.
Я только из душа, в одном полотенце. И, судя по шальному взгляду лисьему взгляду, ей мое тело дико нравится.
– Звезды… Что они обозначают?
Я слежу, как тонкие пальчики обводят грани партаков, и отчего-то прямо в дрожь кидает. Облизываю губы, ловлю взгляд.
– Это… После второй ходки… Знак принадлежности…
– К кому? – нежные ладошки проводят вниз, по напряженному животу, останавливаются на узле полотенца.
– К… Людям…
– К каким людям? – она непонимающе поднимает взгляд. Наивно-порочный. И меня потрясает это сочетание. И пропасть между нами. Непреодолимая, сука, пропасть. Потому что не объяснить ей так, чтоб поняла. И не надо ей этого знать. Нехер. Слишком разные мы. Опыт разный. Жизнь разная.
