— Какого хрена она тебе сказала?
— Не важно. Пойду, раздобуду себе другой напиток. Не имею малейшего понятия, где оставила свой, и внезапно алкоголь кажется очень хорошей идеей. Думаю, чтобы быть более общительной, мне нужна выпивка.
Я направилась в сторону кухни, с моим миром опять все в порядке. Справедливость восторжествует. Брюки Мала останутся при нем, а девице ничего не обломится.
Рука схватила меня за локоть, потащив обратно в ванную комнату. Это была красивая комната. С темно-серыми поверхностями, блестящими хромовыми деталями. На самом деле замечательная ванная, но проводить столько времени в ней не было необходимости.
— Мал?
Он закрыл дверь. Ух ты, его глаза. В них не было ни намека на веселье.
— Что она тебе сказала?
— Эй, правда, все хорошо.
Я оперлась бедром о столешницу, показывая правильный пример поведения и стараясь выглядеть невозмутимой. Такой уровень эмоций не ожидался.
— Энн.
— Мне просто нужно было знать, что она не получит то, чего хочет, название чему — ты. Можешь винить в этом мое черное мстительное сердце, — пошутила я.
Он не засмеялся.
На его лице все еще виднелись яростные нотки, когда он пошел на меня, заставляя отступать к стойке. Твердый каменный угол врезался в синяк на спине, который я умудрилась поставить ранее. Это больно.
— Ой, — вздрогнув, я потерла больное место.
— Что?
— Думаю, я схлопотала синяк от кухонной столешницы. По твоей вине.
Он хмыкнул в странноватой сексуальной манере (мне прежде никогда в голову не приходило, что такой звук может заводить).
— Я уже извинился за это.
Он поднял меня за талию и усадил на стойку. Его умелые руки раздвинули мои колени в стороны, насколько позволяло платье, и он встал между ними.
— Ну, привет, — я положила руки ему на плечи, прижимая их к приятной ткани пиджака. — Ты бы отошел немного.
— Скажи мне, что она сказала.
— Зачем? Ты собираешься вызвать ее на дуэль? С пистолетами, на закате?
— Ты читаешь слишком много книг.
— Ничего подобного! — выкрикнула я в ужасе.
— Никакой дуэли. Но я чертовски уверен, что вышвырну отсюда ее задницу.
— Мал, серьезно. Я с этим разобралась. Все хорошо.
Он просто смотрел на меня.
— Я очень вежливо поблагодарила ее за высказывание своего мнения и послала ее нахер.
Напряженность на ее лице немного ослабла.
— Ты сказала ей пойти нахер?
— Да, сказала. Я настроилась на свою внутреннюю Скарлет О’Хару и не приняла близко к сердцу ничего из сказанного ею дерьма.
— Хорошо. Мне нравится эта граница. И теперь с тобой все хорошо?
Он положил руки на стойку, по обе стороны от моих бедер, давая понять, насколько чертовски близко мы были. Гораздо ближе к тому, чтобы избавиться от некоторой одежды и стать близкими в библейском смысле.
— Я в полном порядке. Хотя моя нижняя губа вроде как побаливает. Больше никаких покусываний.
Из него вырвался смешок.
— Да, хорошо. Я понял это, когда ты потянула меня за волосы, чтобы оторвать от себя. Знаешь, Тыковка, а ты можешь быть порочной. Мне это нравится.
Я улыбнулась, и он улыбнулся в ответ, и все стало замечательно и превосходно.
— Хотя ты определенно не будешь с ней спать, — сказала я просто, чтобы убедиться. Мне она и впрямь не нравилась. — Серьезно.
— Мой член и даже близко не околачивается возле тех, кто ведет себя грубо по отношению к моим друзьям. Это не круто.
— Тогда у твоего члена хороший вкус.
Его взгляд вроде бы помутнел.
— Мал?
— Хм-м? Прости. Мне понравилось, как ты употребила «член» и «вкус» в одном предложении.
— Ладненько, — совсем не в ту степь понесло. Я со всей осторожностью заерзала на столешнице. — Спасибо, что беспокоился обо мне. Но нам стоит вернуться и присоединиться к вечеринке. Остальные, наверное, тоже хотят воспользоваться ванной.
— Здесь есть еще четыре ванные.
Мягко, словно пушинка, он прикоснулся губами к моим. Каждый нерв в моем теле вспыхнул от этого контакта.
— Энн, я сделаю так, что ты почувствуешь себя лучше.
— Э, ага. А я уже сказала, что прекрасно себя чувствую. И ты помнишь ту линию на песке, которой ты обвел нас, чтобы мы не увлеклись друг другом в сексуальном плане и прочем? Сегодня ты крупно с ней напортачил.
— Это не проблема.
— Вроде как проблема. Я не хочу быть твоей забавой, Мал.
— Моей забавой? О чем ты говоришь, черт возьми?
Его руки скользнули по моей попе, и неожиданно я оказалась прижатой к нему. Ко всему нему. И судя по ощущению, много частей его тела пребывали в хорошем и твердом настрое.
Я взвизгнула и обхватила ногами его бедра. Ей-богу, я не собиралась. Это вышло случайно. А затем он прижался ко мне своим стояком, заставив подумывать о невозможном. Мои гормоны взяли верх. По-видимому, вся его болтовня о детях дала им повод для идей. И все же я приложила символические усилия, чтобы им не поддаться.
— Хорошо, здоровяк. На этом хватит.
Нежно он поцеловал мою нижнюю губу.
— Все еще болит?
— Полностью зажила.
О, мне было больно, я изнывала от боли. Хотя, еще чуть большее надавливание его таза, от которого моя голова пойдет кругом, облегчит дело. Я качнулась напротив него, не в силах удержаться. Мои веки наполовину сомкнулись. Черт, чувствовать его рядом было хорошо.
— Для меня ты не забава, Энн. Ты мой друг. Тот, который мне охрененно нравится по многим причинам.
Я не смогла удержаться от улыбки.
— Ты тоже мой друг.
— Но, знаешь, ничего страшного не произойдет, если мы просто расслабимся и немного повеселимся, — он продемонстрировал свою точку зрения тем, что погладил меня по попе. — Тебе не нужно быть постоянно на взводе. Я не позволю, чтобы случилось что-либо плохое.
Может, у Малкольма Эриксона и было много качеств, но всесильность не была одним из них. Плохое порой случается. Это факт из жизни.
— О чем ты думаешь? — спросил он, снова прижимаясь ко мне, тем самым пустив под откос мою грусть.
— Ни о чем.
О сексе. Стрессе. На самом деле, понемногу о том и о другом.
— Мне правда нравится твое платье.
— Спасибо. Твой костюм хорош; ты выглядишь потрясающе.
— Я тут подумывал насчет той нашей проблемы с поцелуями.
