Это было мило. Слишком мило.
Прошлой ночью, когда я вошла в гостиную, он действительно почти улыбнулся и перебрался в свой уголок дивана. Словно ждал меня или вроде того, предвкушая моё появление. Наверное, я не так всё поняла. Я неловко улыбнулась, присела и просмотрела четверть футбольного матча, прежде чем собралась с мыслями — настолько я была удивлена. Даже если я и ошибалась, это был как раз подходящий момент, чтобы нарушить запрет на мужчин, секс и романы. Или, хотя бы, на его часть — с мужчинами и сексом. Я не могла перестать таскаться за Джимми, слово влюблённый подросток. Проблема в том, что время, проведенное с ним, оказывало успокаивающее действие. Утоляло потребность в общении или тоску по друзьям, которых я оставила позади, когда несколько лет назад решила отправиться в большой плохой мир. Когда всё пошло коту под хвост.
Если бы он не был так хорош. Я скрестила ноги и сжала бёдра. На его футболке выступали пятна пота, а прилипшая ткань очерчивала каждую мышцу вдоль и поперёк. Блин, а их у него было много, взять хотя бы руки...
— Лена!
— Что?
— Прекрати.
Я закрыла рот.
— Ты всё время смотришь на меня, и от этого у меня мурашки по коже. Я больше так не могу.
О боже, он прав.
Я не могла совладать с собой, то и дело смотрела на него. А когда не могла смотреть, то думала о нём. В основном о том, что не хочу ничего к нему чувствовать, но это всё равно происходит. Я влюблялась в него. Вообще-то, если быть предельно честной, то это случилось ещё в Кёр-д’Алене. Мое дурацкое сердце пропустило удар, словно подтверждая признание. Все глупые чувства, что я к нему испытывала, с каждым днём становились сильнее, выталкивая последние остатки здравого смысла.
Так не должно продолжаться.
Я не могу снова наступать на те же грабли.
— Я должна уйти, — пробормотала я. Бросить его — всё равно, что выковырять свое сердце пластиковой ложечкой, но что я могла поделать?
Он замер.
— Что?
— Я хотела сказать... что устала и что усердно работаю. Думаешь, легко возиться с твоей почтой?
— Никто не просил тебя возиться с письмами от моих фанов. Ты сама взялась за это дело.
— Ну, я же не могу просто целый день ходить за тобой, ничего не делая. Мне нужна умственная стимуляция.
Раздражённо простонав, Джимми, как гимнаст, вскочил на ноги. Ну и выпендрёжник. Я готова поспорить, в постели он был офигенный. Хотя нет, скорее он относился к категории самовлюблённых любовников, слишком увлечённых своим отражением в зеркальном потолке, чтобы заметить, что творится перед их носом. Поэтому урагану между моих ног следовало угомониться.
Между его бровей появились маленькие морщинки.
— Объясни-ка мне, как просмотр фотографий с танцующими в нижнем белье девицами оказывает тебе умственное стимулирование. Мне нужно это услышать.
— Они не все такие. Некоторые довольны милы, и просто хотят от тебя фотку с автографом или ответа из разряда «спасибо, что написали мне, рад, что понравился альбом». А ты их игнорируешь. Это грубо.
— С ними могут разобраться менеджеры. И если ты устала, то пойди вздремни, и исчезни с глаз моих, вместе со своими странностями.
Он посмотрел на меня так, будто меня оставили не по ту сторону стен в психлечебнице. Что вполне справедливо, правда.
— Ладно, — я ударила по клавиатуре, закрывая ноутбук. — Так и сделаю.
— Господи, ну у тебя в последнее время и настроение. Похуже моего.
Я издала смешок.
— Джимми, неужели ты только что на самом деле пошутил про себя?
Уголок его рта немного приподнялся. Боже милостивый, это что, был намёк на ямочки? Мой пульс взлетел, как фейерверк на Четвёртое Июля. Я охренеть как обожаю ямочки. Их так и хочется лизнуть, настолько они божественны.
— Лена, — прорычал он.
Я тут же стала влажной.
— Извини. Я просто... а это что ещё такое?
Я замерла и принюхалась. В комнате витал странный дымный запах, исходящий от мускусного пота Джимми, вперемешку с остатками его одеколона. Я уже подумала, что у меня разыгралось воображение, но нет. Сердце ушло в пятки. Судя по происходящей картине, ничего хорошего в этом не было.
— Ты о чём? — спросил он.
— Запах сигарет, — стоя на месте, я принюхивалась к воздуху у стола. — Он исходит от тебя.
Он присел на корточки.
— Не понимаю, о чём ты.
— Ещё он исходит от твоей куртки.
Его взгляд метнулся к упомянутой вещице, оставленной на спинке кухонного стула. Это была серая демисезонная куртка, без особых причуд, но, готова поспорить, стоила она очень дорого. Идеально подходящая для того, чтобы спрятаться снаружи и покурить. Он облизнул губы, внезапно посмотрев с опаской.
— Лена...
— Ты опять начал курить, да?
— Твоего разрешения мне не требуется. Я могу делать всё, что захочу.
— Тогда почему ты это от меня скрывал?
Он вскочил на ноги, отряхнув руки.
— Потому что это тебя не касается.
— Плохая попытка, дружок. Попробуй ещё раз. Ты и твоё здоровье как раз меня касаются.
Он потянулся за курткой. К его прискорбию, я была отлично осведомлена о развернувшейся игре. Я схватила куртку, прижала её к груди и одной рукой нырнула в карман. Вполне вероятно, это происходило уже длительное время. Но всё-таки, мне стоило быть бдительнее, заметив, когда это началось.
— Дай сюда, — сказал он, дёргая за болтающийся рукав.
Вытянутую из бокового кармана золотистую пачку сигарет я прижала к груди, подальше от него.
— Хватит, Джимми. Ты столько усилий приложил, чтобы выздороветь, и сейчас ты не можешь взять и сорваться.
— Что дальше, будешь дрючить меня за то, что я пью кофе? — выхватив куртку из моих рук, Джимми отбросил её в сторону. Его влажные волосы упали на лицо, а глаза сверкали яростью. — Это просто обычные грёбаные сигареты. Со всем остальным я завязал. Давай их сюда, Лена.
— Ты же знаешь, что не должен курить. Поэтому у тебя такой виноватый вид.
— Неправда, — сказал он кратко с чертовски виноватой мордашкой. — Я взрослый мужик и повторяю: тебя это не касается.
— Я ведь переживаю за тебя.
Я быстро отступила назад, создавая дистанцию между собой и разъярённой рок— звездой. Хороший большой кухонный стол на восемь персон служил подходящей баррикадой. Хотя в идеале электрический забор подошел бы лучше, судя по выражению его лица. Электрошокер для скота тоже бы не помешал.
— Ты не просто так решил сдаться, а по причине, — сказала я. — По какой?
