Некоторое время мы оба молчали. Мы смотрели друг на друга, выдыхая пар в холодный утренний воздух.
— Меня, как бы, может слегка заносить на эту тему, Джимми, — спустя какое-то время признала я.
— Я, как бы, заметил.
Он убрал волосы с лица.
— Да и я, наверное, выразился не совсем правильно. Добавь к списку моих недостатков проблему с самовыражением.
— Особенно по части социально принятых устоев.
Джимми одарил меня ехидной улыбкой.
— Тебе не всё равно, что подумают остальные?
— Иногда. В какой-то степени.
Он фыркнул.
— Ты не можешь повлиять на мнение окружающих, Лена. Если им хочется думать худшее, то они так и думают. Я не трачу энергию на то, чтобы сделать всех счастливыми. Мне хватает заботы о том, чтобы самому не расклеиться.
В его словах был здравый смысл, хотя, может быть, они были и не совсем правильно сформулированы.
— Люди будут осуждать в любом случае, — сказал Джимми. — Каждый охренеть как обожает свою точку зрения и с радостью швырнёт её тебе в лицо, хочешь ты этого или нет. Поэтому достаточно быть довольным самим собой.
— Да. Но тебе не всё равно, что думают твои парни из группы, — сказала я.
— Конечно.
Он снова побежал. На этот раз медленнее. Спасибо тебе, Господи, обитающий на небесах.
С огромной неохотой я поплелась за ним. Мои бедные ножки горели огнём. Не сомневаюсь, они дико ненавидели меня, и я их за это совсем не винила.
— И Эв с Энн. Их мнение тоже тебя волнует.
Он заворчал.
— И мистера Эриксона.
Как ни прискорбно, но даже на минимальной скорости я прилагала все усилия, чтобы не отставать от него.
— Хотя иногда ты рубишь с плеча, не заморачиваясь тем, чтобы сначала подумать. Но разве не все так делают?
— Давай перейдём к другому недостатку, — сказал Джимми.
— Не вопрос.
Я порылась в своих затуманенных мозгах в поиске средства нападения.
— Что насчёт...
— Я эгоистичен.
— Ага. Что есть, то есть. Ты довольно высокомерный и самовлюблённый.
Мимо пробежала девушка, с головы до пят одетая в обтягивающую форму из спандекса. Она одарила Джимми широченной улыбкой, так и говорящей «возьми меня прямо на месте». Он кивнул ей, а затем снова сосредоточился на дороге.
— Ты такой не без причин, соглашусь. Но ты ни с кем не встречаешься, — сказала я, остановившись. К счастью, он тоже остановился. Бегать и говорить одновременно явно не для меня. Та же история с бегом и дыханием. — Так почему? Ты столь тщательно следишь за собой. Качаешься. Покупаешь классные шмотки. И эй, могу тебя поздравить, это работает. Но ты никуда не ходишь, кроме деловых встреч. Или же куда-нибудь с парнями. Можно сказать, ты отшельник.
— В этом монологе прозвучал вопрос?
— Почему?
— Почему я слежу за собой, или почему я отшельник?
— Давай начнём с первого, — сказала я.
Джимми пожал плечами.
— Я тщеславен. Что скажешь на это?
Ха-х.
— Значит, ты полностью собой доволен?
— С моей-то внешностью? Естественно.
Он выгнул бровь.
— Моя внешность — это единственная вещь, которая всегда играет мне на руку, всегда привлекает внимание. Если на обложке журнала поместить моё фото с надутыми губами, то это увеличит продажу дисков. Факт. Я не поэт, как Дэвид, и не одарённый музыкант. Пою я, конечно, неплохо. Но мой козырь — это моё лицо. С его помощью я делаю мой вклад в наш бизнес. И, как известно, в этом бизнесе используют любое преимущество, какое только есть.
С хмурым видом я уставилась на него, потрясённая услышанным.
— Ты действительно в это веришь.
Он нахмурился в ответ.
— Джимми, ты — это не только симпатичная мордашка. У тебя прекрасный голос.
Уж я-то знала. Его голос часто звучал по ночам в наушниках моего айпода, пока я не засыпала.
— Боже, сколькими «Грэмми» тебя наградили?
— Всё дело в популярности, ни больше ни меньше, — он облизнул губы. — А ты?
— Что я?
— Ты довольна своей внешностью?
Впервые я решила воспользоваться собственным советом и подумать, прежде чем отвечать.
— По-видимому, нет, если вспомнить наш недавний разговор. Но я стараюсь изменить своё мнение. Что не всегда просто, когда перед глазами в газетах и журналах постоянно маячат представления о красоте, бла-бла-бла. Мне никогда не стать шестифутовой красоткой с ногами от ушей, и, как ты сказал, я обожаю пироги. И я не собираюсь прекращать есть их в ближайшие пятьдесят лет лишь для того, чтобы ушки на бёдрах стали меньше. Без маленьких радостей в жизни никак.
— Да, это точно, — тень улыбки коснулась его губ. — Ну, а мой мудрый план по жизни состоит в том, чтобы не вернуться к вредным привычкам. Секс, наркотики, алкоголь — всё это пагубно для меня. Только изменив свою жизнь, оградив её от разрушения, понимаешь, что может стать спусковым крючком.
— После реабилитации у тебя не было секса?
— Нет.
— Серьёзно?
— Да.
Мои глаза чуть не вылезли из орбит.
— О!
Ого, довольно экстремальное поведение, но, видимо, так нужно. В этом он был убеждён. По правде говоря, его открытость и честность ошеломили меня. И, полагаю, он был серьёзно настроен по поводу моей программы нейтрализации.
— Ты пил или употреблял наркотики, когда оставался один?
Джимми вздрогнул.
— Да, было дело. Именно поэтому рядом со мной должна быть ты или кто-нибудь из парней. Просто на всякий случай.
— Это не всегда возможно. Но ты продолжаешь сопротивляться порывам, — заметила я. — Как по мне, чтобы изменить свою жизнь, как это сделал ты, требуется немалая отвага и настойчивость.
Он нахмурился.
— Не оправдывай меня, Лена. Я не хороший парень. Я трахнул девушку моего брата. Ты знала об этом?
Я покачала головой.
— Да, я разбил его сердце. Я так сильно завидовал ему, что едва ли мог дышать. Я лгал. Я предавал. Я крал. Я уничтожил всё, что было мне дорого, и ранил всех, кто был рядом. Я постоянно отключался, у меня два раза был передоз, я чуть не умер. Как, думаешь, это сказалось на них... на парнях? То, как они навещали меня в клинике, видя, в каком я состоянии?
Джимми смотрел куда угодно, но не на меня.
Между нами подул холодный ветер.
