― Ага, ― Джимми наконец-то посмотрел в мою сторону, и я постаралась глубже запихнуть свои страдания. ― Слушай, Лена. Мне жаль, что я вёл себя как козёл, когда ты подняла эту тему. Просто ты застала меня врасплох.
― Ты что, извиняешься?
Он дёрнул подбородком.
― Вау.
― Не стоит придавать этому слишком большое значение, ― проворчал он.
― Нет. Нет, погоди. А ты можешь повторить это ещё раз?
Он закатил глаза.
― Мне жаль.
― Ты прощён. Больше так не делай, или я надеру тебе задницу по первое число.
― Ты вполовину меньше меня.
― Э, да. Но у меня хороший стимул и прекрасный выбор остроносых сапог. Считай, я тебя предупредила.
― Да уж, ― ответил он. Вышло нечто среднее между настороженностью и весельем. Вряд ли он понимал, насколько я была серьёзна. Обиженная женщина, обутая в такие сапожки, могла нанести немалый вред мужскому здоровью.
Он подошёл ближе, пристально глядя на мой рот.
― Что? ― спросила я, борясь с желанием прикрыть лицо рукой.
― У тебя кожа немного поцарапана щетиной.
― О!
Я потёрла губы. Не то чтобы это могло помочь, а скорее наоборот, сделало только хуже. По какой-то причине меня скрутило чувство вины, как будто целоваться на первом свидание сродни преступлению. Всё произошло так быстро. Дин подошёл ко мне, его губы оказались на моих, и я позволила ему поцеловать себя. Это правда, отбросив чувства к Джимми, я позволила Дину сделать это. Но ко второй базе мы не переходили.
― Как это было? ― спросил он, по-прежнему находясь ближе, чем требовалось, и всё ещё пялясь на мои губы. Боясь увидеть его отчуждённый взгляд, я стояла неподвижно. Я не хотела знать, какой вопрос последует далее. И если бы Джимми не спросил, я могла бы сделать вид, что прошлым вечером мы с Дином говорили о еде или о чём-то ещё таком же безобидном, как, например, погода.
― Это было... мило, ― сказала я.
― Мило, ― сказал он низким завораживающим голосом. ― Тебе понравилось.
Я пожала плечами. Повести себя по-другому было как-то рискованно.
― Как далеко ты позволила ему зайти?
Его взгляд блуждал по моей шее, груди. Куда бы он ни посмотрел, я, вся такая растрёпанная, мокрая и пахнущая потом, начинала гореть. Но это не имело значения, пока он вот так смотрел на меня. Мне потребовалось всё моё самообладание, чтобы не скрестить руки на груди. Я могла только надеяться на то, что спортивный свитер был достаточно толстым и свободным, чтобы спрятать какие-либо доказательства моего возбуждённого состояния. То, что мои соски затвердевали, стоило Джимми оказаться рядом, было до жути неправильным.
― Ч-что? ― спросила я.
― Он забрался к тебе под одежду или нет?
― Этого я тебе не скажу.
― Как по мне, ― начал размышлять он, ― ты не из тех, кто быстро сдаётся.
Я расправила плечи и выпрямила спину.
― Ты прав, Джимми, я непорочная девственница. Моя способность держать колени надёжно сжатыми является примером для всех. А теперь мы можем закрыть эту тему?
― Тебе неловко об этом разговаривать?
― Ой, как будто тебя это волнует.
Уголок его рта дёрнулся.
― Что я могу сказать? Ты мне интересна, а это редкость.
― Вот здорово, я вся прямо трепещу от счастья. Но всё равно я не буду рассказывать тебе о моих отношениях с другим мужчиной.
Мои ноги двинулись с места, но вместо предполагаемого бега трусцой вышло только ковыляние. Какой стиль. Какая грация.
Секунду спустя он нагнал меня. Как всегда, его длинные ноги и физическая форма выставляли меня на посмешище.
― Да ладно тебе, Лена. Ты можешь хотя бы частично удовлетворить моё любопытство?
― Не-а.
― Разве тебя не впечатлило, что такой недоучка, как я, вообще знает подобные слова?
Он усмехнулся, но особого веселья в его голосе слышно не было.
― Нет.
Он цинично улыбнулся.
― Ну да.
― Думаешь, я, зная обо всём, через что тебе пришлось пройти в этой жизни, сомневаюсь в твоих умственных способностях и целеустремлённости?
― Ты о наркотиках и прочей фигне? Ага, я натворил до хрена всего.
― Ты успешный и опытный бизнесмен, обладатель премий, скандально известный музыкант, ― возразила я. ― Какой ужас, ты сделал несколько ошибок. Да кто, чёрт возьми, их не делает? Ты исправил их и двинулся дальше.
Он сощурил глаза.
― Ты так обо мне думаешь?
― Да. Ещё у тебя имеется грустная привычка иногда вести себя как придурок, но мы над этим работаем. Я возлагаю большие надежды на твоё полное выздоровление.
Плотно сжатая челюсть Джимми продемонстрировала то, что мои слова его не убедили. Очевидно, его неуверенность касательно уровня его образования глубоко пустила свои корни.
― Я сама не училась в колледже, ― сказала я. ― Я не была достаточно умна для стипендии. К счастью, у друга моего отца был свой бизнес, и он предоставил мне возможность работать секретарём. Иначе следующие пятьдесят лет я, возможно, переворачивала бы бургеры.
Он кивнул.
― Спасибо.
― Обращайся.
Некоторое время мы бежали молча. И, конечно же, он не мог просто оставить в покое ту тему.
― Так, Лена, расскажи-ка мне, что представляет собой хорошее первое свидание? Ты ведь разбираешься в такой хрени. Научи меня, как соблазнить девушку, а?
― Не могу разговаривать. Бегу.
Он фыркнул.
Пробежав полквартала, мы с Джимми не произнесли ни слова, и это к лучшему. Общение с ним могло пагубно сказаться на моём здоровье. Ему бы ходить с огромным красным предупреждающим стикером на лбу. Хотя нет, не только на лбу. Уж лучше пусть этот стикер закрывает всё лицо, на случай, если придётся иметь дело с его горячим телом, чтобы была хотя бы небольшая возможность устоять перед его очарованием. О, и перед его голосом... Боже правый, его голос... он был создан, чтобы заставлять петь женские прелести. Не то чтобы мне хотелось думать о сексе, пении или Джимми, или о каких-то там похотливых и страстных вариациях всего вышеперечисленного.
Вот только мои мысли были явно против меня.
― Знаешь, кажется, я совершенствуюсь, ― наконец, сказала я. Желание разорвать молчание между нами определённо было моим недостатком. ― У меня уже не так быстро сбивается дыхание.
