– Сомневаюсь, что мы вообще когда-нибудь бы встретились, если бы не «такие обстоятельства», – раздраженно ответил он. – Ты не знаешь, почему меня так просили приехать? – Он глядел на нее. Прищурясь, не обращая внимания на протянутую руку.
Линда опустила руку и нахмурилась.
– Боюсь, что не знаю. Может быть, ваше имя упомянуто в завещании…
– Глубокая мысль! Но все же не понимаю, зачем адвокатам понадобилось тащить меня из Штатов из-за такой ерунды. Неужели нельзя было все сообщить в письме?
– Обычно при оглашении завещания присутствуют все, кто в нем упомянут, если, конечно, это возможно. – Линда старалась не замечать его агрессивности. Хотя давалось ей это с большим трудом.
– Я очень занятой человек, – буркнул он.
– Я уверена, что если бы вы объяснили…
– А, я объяснил. – Он устало отмахнулся, давая понять, что было нечто большее, чем простое объяснение. – Но мне сказали, что мое присутствие здесь совершенно необходимо.
Линде уже становилось дурно от такого разговора.
– И вам не сказали почему…
– Полагаю, что скоро мы обо всем узнаем. – Он смягчил тон, поскольку открылась дверь и показалось все семейство в сопровождении адвоката.
И они действительно узнали! Оцепенение, в котором она находилась все это время, по мере чтения завещания сменилось бескрайним удивлением. В происходившее нельзя было поверить!
Нет, она не верила в то, что сделал Стив! Ее мать тоже была ошеломлена. Настолько, что сестре пришлось крепко держать ее под руку, когда они выходили из дома после оглашения завещания. Вслед за ними ушел адвокат, и Линда вновь осталась наедине с Джеймсом Трентоном. Теперь она совершенно не представляла, о чем с ним разговаривать. Впрочем, он способен был говорить за них обоих.
– Должно быть, тебя все это шокировало? Меня тоже, – пробурчал он себе под нос, нахмурился и вдруг, резко повернувшись, взглянул на Линду. – Ты полагала, что после смерти Стива автоматически унаследуешь всю его долю в «Трентон и Грин»?
До последнего времени она никогда об этом не думала. Считалось, что Мэнди – единственная наследница и получит долю отца, когда ей исполнится двадцать один год, а пока Линда будет ее опекуном. Именно так они решили с Стивом. Почему же он изменил свое решение и ничего не сказал ей?
Самой Линде деньги Стива не были нужны. Она уже имела десять процентов акций компании, доставшиеся ей от отца, который погиб в автомобильной катастрофе всего за два месяца до смерти Стива.
Доля мужа в компании составляла тридцать пять процентов, и в завещании он распорядился так: десять процентов – Мэнди, а остальные двадцать пять – Джеймсу Трентону! Она все еще не могла в это поверить. Долгие годы Стив даже не разговаривал с Джеймсом после того, как тот отказался присутствовать на его свадьбе. Вернее, просто проигнорировал приглашение. Более того, не было даже намека, что Стив собирается сделать своего сводного брата основным держателем акций «Трентон и Грин»? Теперь же с долей Мэнди у Линды было двадцать процентов против двадцати пяти Джеймса. Тем не менее, она надеялась, Стив знал, что делал.
Она старалась не показать, насколько ее потрясло завещание.
– Это были деньги Стива, и он мог поступать с ними так, как считал нужным.
– Конечно, ведь все, что нужно было тебе, ты уже получила, выйдя за него замуж? – с издевкой спросил Джеймс.
Ее глаза расширились.
– Я вышла за Стива, потому что любила его…
– Продолжай, продолжай. – Губы Джеймса скривились в презрительной усмешке. – Он был на двадцать пять лет старше тебя.
– На двадцать три. – Краска бросилась ей в лицо. – Но это не влияло на мое отношение к нему.
– Как бы не так. Стив Трентон – партнер твоего отца, и ты выскочила бы за него, будь он хоть на сорок лет старше тебя.
Она даже задохнулась от оскорбления.
– Вы сами не понимаете, что говорите.
– Неужели?! – тихо сказал Джеймс. Его глаза сузились. – Я знаю о своей невестке больше, чем ты думаешь. Линда Грин – дизайнер изысканных одежд для женщин с туго набитыми кошельками! И всем этим ты обязана Стиву.
Это правда, Стив помог открыть ее первое ателье в Лондоне. Без него она до сих пор оставалась бы неизвестной. Но на самом деле эти «женщины с туго набитыми кошельками» не так уж богаты, и лучше было бы оставаться неизвестной. Но Джеймс Трентон, похоже, этого не знает. Он вычисляет, за какое время…
– Бедный Стив, как его одурачили! Я думал, у моего самовлюбленного братца больше здравого смысла и он не попадется на удочку. – Джеймс подыскивал самые оскорбительные слова.
Линда не выдержала.
– Убирайтесь. Вон из моего дома!
Ей стало совсем плохо, но она держалась. Не хватало только упасть в обморок в присутствии этого так быстро ставшего ненавистным ей человека.
– Да. Линда, мне пора. Я уеду в Штаты, как только закончу здесь все дела. Но я еще вернусь. Я еще обязательно вернусь… – Это прозвучало как угроза.
Спустя два месяца он стал главой компании «Трентон и Грин». Им приходилось часто встречаться, и он никогда не упускал случая поиздеваться над ней. Линда возненавидела его всей душой…
Пришлось объяснять Мэнди, что за чаем у бабушки речь шла о свадьбе Энн, что ее никто не собирается никому отдавать, а наоборот, ее тетя хочет просить дядю Джеймса о помощи. Отвлечь Мэнди от этой темы удалось, лишь напомнив ей, что пора купаться. Это девочка любила больше всего на свете. Большой овальный бассейн в ванной комнате был предоставлен в распоряжение Мэнди. Он был полон разноцветных игрушек, и сегодня Линда разрешила ей устроить «волны из пены», которые еще и сказочно пахли.
Пока дочь, визжа от восторга, плескалась в бассейне, Линда открыла шкаф в спальне.
Что же надеть для сегодняшнего визита к матери? Она не собиралась с ними обедать, у нее уже было другое приглашение. Но она решила все же ненадолго заехать к ним – нельзя просто так позволить сестре обратиться к Джеймсу с подобной просьбой. И если вдруг он застанет ее там, то снова примется язвить и, конечно же, обратит внимание на то, как она одета. Если она подчеркнет одеждой свою печаль, то вызовет презрительную насмешку, если просто выберет что-нибудь скромное, он непременно обвинит ее в лицемерии. Ей никогда не удавалось победить в их словесной дуэли. Он презирал Стива и ее как его жену еще до того, как они встретились. И это мнение он уже не мог изменить. Но он просто обожал Мэнди, и девочка платила ему тем же. Линде оставалось лишь надеяться, что это изменится. Когда ее дочь вырастет.
– Надень желтое платье! – крикнула ей из ванной Мэнди и тихо добавила: – Которое любил папа.
Рука Линды вздрогнула и непроизвольно потянулась к золотому платью. Стив всегда говорил, что в ее глазах вспыхивают золотистые искорки и потому оно ей так идет. На миг ей даже показалось, что эти слова произнесла не Мэнди, а Стив.
