— С ума сойти…
— Красивое платье, — сказала Лорен, оглядывая меня.
— Спасибо.
— «Валентино»?
Я разгладила голубую ткань на животе.
— Не знаю.
— Очень эффектно, особенно в сочетании с кедами, — сказала Лорен. Затем она взглянула на Нейта. Очевидно, они уже понимали друг друга без слов, потому что он сразу же на цыпочках направился к ее спальне. Интересно…
Моя лучшая подруга и мой брат. И не сказала же ни слова! Но, с другой стороны, я сама ей не все рассказывала… Может, мы уже вышли из того возраста, когда делишься с подружкой каждой мельчайшей деталью жизни. Печально.
От чувства одиночества и жалости к себе сразу стало холодно, и я обхватила себя руками.
Лорен подошла ко мне и освободила одну мою руку.
— Милая, что произошло?
Я покачала головой, отгоняя вопросы.
— Не могу рассказать. Во всяком случае, пока…
Она встала рядом, прислонилась к стене.
— У меня есть мороженое.
— Какое?
— Тройной шоколад. Я его купила, чтобы позаниматься кое-чем с твоим братом…
Вот и пропал мой зарождающийся интерес к мороженому. Я потерла лицо руками.
— Фу, Лорен, если ты дорожишь мной, то никогда больше не говори мне ничего подобного.
— Прости…
Я почти улыбнулась. Мои губы решительно хотели это сделать, но все-таки не смогли.
— Нейт делает тебя счастливой, правда?
— Да, правда. Такое чувство, что… Не знаю, как будто мы родственные души или что-то в этом роде. С той ночи, как он забрал меня от твоих родителей, мы почти все время вместе. Это кажется правильным. Он не раздражается чуть что, как раньше, в старших классах. Не таскается за каждой юбкой. Он стал спокойнее и повзрослел. Блин, да из нас двоих он самый разумный. — Она притворно расстроилась.
— Но время, когда мы рассказывали друг другу каждую мелочь из нашей жизни, как будто закончилось, да?
— Наверно, да…
— Ну и ладно. Но школьные годы мы не забудем.
— Да… — я выдавила из себя улыбку.
— Дорогая, мне жаль, что все закончилось плохо. Я имею в виду, это очевидно, поэтому у тебя такое дерьмовое настроение, хотя ты в таком изысканном платье.
Она посмотрела на мое платье с большим вожделением.
— Можешь его забрать.
Блин, да надо ей отдать и все остальное тоже. Никогда больше не хочу даже прикасаться к этим вещам. Его куртку я оставила у Сэма, сунув кольцо в карман. Сэм все передаст. Проследит, чтобы оно вернулось к нему. Без кольца моя рука казалась голой и легкой. Я должна была почувствовать себя свободнее, но этого не произошло. Внутри меня — огромная тяжесть. Я уже несколько часов таскала свое жалкое тело повсюду. В самолет. Из самолета. В машину. Вверх по лестнице. Но ни время, ни расстояние не помогали.
— Я хочу обнять тебя, но ты излучаешь вайб «не прикасайся ко мне», — сказала она, уперев руки в свои стройные бедра. — Скажи мне, что делать.
— Прости… — Я улыбнулась ей, но улыбка вышла кривой и ужасной. Я это почувствовала. — Позже.
— Насколько позже? Потому что, честно говоря, ты выглядишь так, будто тебе это очень нужно.
На этот раз я не смогла сдержать слез. Они просто начали течь, и я уже не могла их остановить. Вытирала их, но все без толку, потом просто сдалась и закрыла лицо руками.
— Вот дерьмо.
Лорен обняла меня, крепко прижала к себе.
— Да пошел он знаешь куда…
И я с ней согласилась.
Глава семнадцатая
Двадцать восемь дней спустя…
Эта женщина, кажется, делает заказ уже целую вечность. Перегнувшись через стойку, она переводила взгляд то на меня, то на меню. Знаю этот взгляд. Боюсь этого взгляда. Мне нравилось в кофейне: успокаивающая смесь музыки и разговоров, аромат кофе. Мне нравилось, какой дружный коллектив у нас сложился и тот факт, что работа занимала мои руки и мозг. Как ни странно, работа бариста расслабляла меня. У меня это хорошо получалось, что радовало, потому что учеба, наоборот, давалась тяжело. Если все будет совсем плохо, у меня всегда есть кофе. Это же базовая потребность современного Портленда. Город живет благодаря кофейным зернам и кофейням. Кофе и пиво у нас в крови.
Однако в последнее время некоторые клиенты были как заноза в заднице.
— У вас лицо какое-то знакомое, — начала она, как и все они. — Наверно ваше фото недавно появлялось в интернете? Что-то связанное с Дэвидом Феррисом?
По крайней мере я больше не вздрагивала при его имени. И прошло уже несколько дней с тех пор, как я перестала чувствовать рвотные позывы. Определенно не беременна, просто развожусь.
Первые несколько дней я проревела в постели, а потом стала брать все подряд смены в кофейне, чтобы как-то себя занять. Нельзя же вечно его оплакивать. Жаль, что до сих пор не получается убедить в этом сердце. Каждую ночь, когда я закрывала глаза, он приходил ко мне во сне. И по тысяче раз на дню приходилось выбрасывать его из головы.
К тому времени, как я стала появляться на людях, несколько еще задержавшихся папарацци уже убрались обратно в Лос-Анджелес. Очевидно, Джимми начал проходить курс реабилитации. Лорен переключала канал каждый раз, когда я заходила в комнату, но все равно краем уха я слышала достаточно новостей и знала, что происходит. Казалось, повсюду только и говорили, что о «Стейдж Дайв». Кто-то даже попросил меня подписать фотографию Дэвида: на ней он заходил в лечебницу, голова опущена, руки в карманах. Он выглядел таким одиноким. Несколько раз я чуть было не позвонила ему. Просто спросить, все ли с ним в порядке… Просто чтобы услышать его голос… Это же так глупо! А что, если я позвоню и ответит Марта?
Так или иначе, общественности были гораздо интереснее проблемы Джимми, чем я. В последние дни я едва удостоилась упоминания в новостях.
Но люди, клиенты, — они сводили меня с ума. Кроме работы я практически никуда старалась не ходить. Но и тут были свои сложности, потому что мой брат практически жил с нами. Вид влюбленных парочек вызывает тошноту — это доказанный медицинский факт. Немногим лучше были клиенты, что сверлили меня своими маленькими глазками-бусинками.
— Вы ошиблись, — ответила я любопытной женщине.
Она заговорщически на меня посмотрела.
— А я так не думаю.
Десять баксов на то, что она собиралась попросить у меня его автограф. Это будет уже восьмая за сегодня попытка. Некоторые хотели забрать меня себе для интимных отношений, потому что, знаете, бывшая рок-звезды. Моя вагина явно какая-то особенная. Иногда я подозревала, не думают ли они, что на внутренней стороне моего бедра есть маленькая табличка с надписью «Здесь был Дэвид Феррис».
