Дернувшись еще раз, червь замер. Скорни и Дагна подождали немного, а потом завопили от радости, вздымая руки к небу.
— Тебе, Фомрир! — прокричала женщина с опаленными волосами.
Тинур Жаба, до того не показывавший ни малейшей слабости, вдруг пошатнулся и не упал лишь потому, что успел опереться на копьецо. Сколько же сил отнимали у него такие прыжки?
Дальнейшее больше напоминало разделку китовой туши. Все одновременно разбивали толстенную шкуру, вырезали огромные, размером с голову, сердца червя, которые больше походили на раздувшуюся посередине кишку. Нужно было торопиться, так как скоро все внутренности остынут и превратятся в серую закаменевшую массу.
Всего сердец оказалось одиннадцать. Дагна, Скорни и Марни получили по две штуки, Торкель Мачта — одно, так как его вклад был не таким значительным. Тинуру отложили три сердца, без него бы жертв было гораздо больше. И одно досталось моему отцу.
Глава 10
Миринн — бог-рыбак, полукровка, сын Нарла и одной из младших весенних богинь, храмов нет, отдельных жрецов нет, в жертву приносят дары моря.
Атрибуты — лодка и сеть.
Снова горячо пылал огонь посередине тингхуса, отец восседал на своем законном месте, также бил бодран и выпевала простые мелодии тальхарпа, но настроение и музыка были совершенно иными. Торжество! Победа! Радость!
Дагна Сильная еще до пира успела изрядно набраться и перебрасывалась шутками с десятью воинами одновременно. Ее звонкий голос легко перекрывал общий шум в зале. Затем она резко встала, подняла тяжелый рог, окованный серебром.
— Воздаю хвалу этому дому и его хозяину Эрлингу! У вас, — она гулко икнула, — у вас водятся очаровательные зверюшки. Я надолго запомню этого червя. Во-первых, потому что он поправил мне прическу.
Она кокетливо провела по выбритой правой стороне головы, где червь сжег ей волосы. Я засмеялся вместе со всеми. Я тоже хотел бы так шутить над своими ошибками и ранами.
— Во-вторых, он единственный подарил мне аж два сердца. Вы же, парни, всё пытаетесь подсунуть мне другие части тела, чуток пониже.
Кто-то от смеха подавился, и сразу несколько тяжелых ударов прилетело ему в спину.
— В-третьих, я стала еще на ступеньку ближе к богам. Сегодня Фомрир ласково посмотрел на меня, и провалиться к троллевой мамаше, если это не заслуживает доброй выпивки.
Она запрокинула голову и выхлебала целый рог крепкой медовухи. Вот это женщина! Жить с такой, конечно, невозможно, но заполучить ее на одну ночь жаждали все мужчины за этим столом.
Следом поднялся Тинур Жаба. Он вел себя тихо и, на мой взгляд, слишком скромно для человека, который сумел переломить ход всего сражения.
— Эрлинг, старый друг! Если бы ты не бросил ватажничать, то был бы прославленным хельтом. Впрочем, лангман из тебя получился тоже отличный. Не хочу обижать тебя своим невниманием, а прошу понять. Я уже год нахожусь на десятой руне и не могу сдвинуться ни туда, ни сюда. Сейчас в моем мешке лежат три превосходных сердца сильной твари, которые помогут мне перешагнуть из хускарла в хельта, и я не могу дождаться этого. Ты позволишь мне оставить пир, чтобы заняться переходом?
— Тинур, не тебе нужно просить у меня позволения, а я должен был узнать твое желание сначала. Выпей с нами один раз и стань еще ближе к ступням Фомрира.
Тинур опрокинул свой рог, пролив большую часть медовухи на себя, кивнул собравшимся и торопливо вышел из тингхуса. Я ему смертельно завидовал. Надо же, он скоро станет настоящим хельтом! А я торчал на жалкой первой руне. По сравнению с ним я все равно что вошь супротив ногтя.
Каждый из участников битвы вставал и говорил какие-то слова. Кто-то восхвалял отца, кто-то описывал тот кусочек боя, который достался ему, кто-то говорил про доблесть Скорни или ловкость Тинура. Эмануэль, мамиров жрец, сидел неподалеку, потирая обрубки пальцев, и запоминал их слова, чтобы потом переложить это в песнь.
А я старался не смотреть на левый угол стола, где сидел Торкель Мачта. Его лысая голова торчала над всеми остальными и невольно притягивала к себе взоры. Один раз мы столкнулись с ним взглядами, и его рот растянулся в кривой улыбке. У меня по спине пробежали мураши. Он словно знал. Знал, кто убил Роальда.
Отец, как назло, усадил меня по правую руку, и я никак не мог затеряться среди остальных воинов. Впрочем, может, так оно было лучше? Пусть этот Торкель узнает, что я не грязерожденный, а сын лангмана, у которого в друзьях почти что цельный хельт. И моя шкура стоит немного больше, чем одна руна для неопытных богатеньких мальчиков, которых за руку привели вырезать стариков и детей.
— А еще я хочу поднять пенный рог за своего сына, Кая, который получил руну благодаря наставлению Фомрира. Он сразился не на жизнь, а на смерть с диким кабаном, и стал настоящим воином. Его путь будет нелегким, раз только в смертных боях он может получать благословение богов, но я уверен, о Кае сложат десятки песен.
— Дранк!
Торкель не сводил с меня глаз во время речи отца и на словах о песнях снова мерзко ухмыльнулся. Я нервно передернул плечами и залпом выпил кем-то всунутый в руки рог, закашлялся, взял кусок пирога и запихал его в рот целиком, так как не хотел свалиться под стол первым. Отец был славен не только своими подвигами и умелым правлением, но и застольной стойкостью, и я не собирался позорить его. Медовый напиток был довольно приятным на вкус, только щипал язык. Я не впервые пил его, но раньше удавалось выпить лишь несколько глотков, а тут сразу целый рог.
Отец хлопнул меня по плечу и отвернулся, заговорив с другими людьми. Я смотрел на застолье, на суетившихся рабынь, которых хватали за крепкие ляжки, на раскрасневшиеся лица воинов, слышал то и дело раздававшийся возглас «Дранк!», рядом пела тальхарпа, сердце стучало в такт бодрану. Весь зал был пропитан запахом жареного мяса и сладким медовым ароматом. Я вдруг подумал, какой у меня замечательный отец. Отличный воин, бесстрашный и умный, да, иногда от него доставалось, но всегда за дело. Он не порол меня почем зря, как бывало, драли близнецов. Да и вообще люди в Сторбаше чудесные. А Дагна — невероятная красавица, даже с наполовину обритым черепом. Как она заливисто хохотала, запрокидывая голову назад и показывая длинную шею! Ее упругая грудь так и манила к себе. А потом Дагна швырнула глиняное блюдо в мужика напротив, рассекла ему лоб, и теперь его правый глаз был залит кровью.
— Эрлинг! — звонко крикнула она. — Твой сын за такие взгляды должен будет на мне жениться!
Все вокруг рассмеялись, а мне захотелось вскочить и сказать, что я готов. Прям сейчас. Прямо здесь. Но не успел я выпрямиться, как тяжелая рука отца надавила мне на плечо.
— Пойди-ка прогуляйся, сынок.
Я встал и едва устоял на ногах. Троллева медовуха! Она ослабила мои ноги, хотя в голове было ясно, как никогда. Я протиснулся к выходу и с наслаждением вдохнул свежий воздух. После спертого горячего зала было так приятно почувствовать ночную прохладу, только возникшее напряжение в штанах никак не уходило.
