— Ингрид, так не годится встречать гостя! — насупила брови тетка Агнета. — Прибери, выставь угощение, налей ему выпить.
А сама отвела меня вглубь дома, подальше от любопытных ушей Ингрид и других девчонок, усадила на лавку, села рядом, уложила руки на подоле и, вздохнув, заговорила:
— Беда с этой девчонкой. Никакого сладу. Характер как огонь!
— Так вы ж ее и набаловали! В Растранде ее не слышно не видно было. Она даже говорила еле-еле, не то, чтобы перечить кому.
— Я тут поговорила с мудрыми людьми, поспрашивала девочку. Нелегкая у нее жизнь была. Мать то ли померла, то ли ушла, а отец не знал, как в одиночку растить девчонку, вот и отвез ее к двоюродной сестре в Растранд на воспитание. Уж не знаю, что там да как, но, видать невзлюбила ее тетка, досыта не кормила, одежду давала старую да рваную, даже не говорила с ней толком.
Я вспомнил дядю Ове. В ту деревню, кажись, самых нелюдимых да молчаливых отправляли.
— Ингрид совсем дурочкой росла. Ничего не умела, кроме как за козами смотреть, болела часто. Если бы не нападение на деревню, так бы и померла глупой, до первой крови не дожив. А потом ты заставил ее принести жертву богам, она сразу поздоровела, окрепла, силенок прибавилось, но больше всего у нее в ум ушло. Заметил наверное, что она и говорить стала иначе, и посмышленнее стала? А рядом один ты, да еще и говоришь с ней, заботишься, как родные люди не заботились, кормишь, греешь. Вот она по глупости да по малолетству поставила тебя в один ряд с Фомриром да Хунором. Ты не знаешь, но у нее через слово Кай да Кай слышно. «Вот придет Кай, он тебе покажет», «а вот Кай по-другому делал», «Кай лучше всех с топором управляется». Мои дочки тоже кланяться тебе готовы, как божеству какому-то.
Я оглянулся на мелкую, что вытащила остальных девок и командовала ими вовсю, накрывая стол.
— Уж скольких я научила ткать да шить, но так быстро, как Ингрид, никто мое мастерство не перенимал. Она на лету все схватывает да еще и вперед забегает. То ли Орса щедро оделила ее своими дарами, то ли все же благодать божья так легла на ее судьбу. Так я чего все это говорю! Не обидь девчонку. Сейчас один ты у нее есть, как лучик солнца среди хмурых туч.
— Да ты, Агнета, почти что скальд! — делано восхитился я. Мало мне почитателей в Сторбаше было, так теперь еще и Ингрид туда же.
— Скажешь тоже, — рассмеялась она. — Скальд! Переживаю за нее, вот и говорю, не подумавши. Ладно, иди к столу, а то она тебя не черствым хлебом, а деревянной скалкой угостит.
Я вернулся, уселся за стол и едва сдерживал смех. Ингрид закрутила на голове платок, совсем как замужняя женщина, и хлопотала с серьезным видом, по-хозяйски оглядывала свои владения, то и дело посылала девок принести то другую кружку, то чистой воды сполоснуть руки, то еще чего. И это в ее глупом возрасте! Ох и не позавидую я ее мужу.
Лишь только я взял ложку в руку, как она примостилась рядышком и спросила:
— Ну что? Как дела дома? Как отец, мать? Что в Сторбаше творится?
Вокруг нас тихими голубками уселись и остальные дети Агнеты, среди которых были и мальчишки, потому я расстарался и пересказал, как мог, сражение с огненным червем. Описал и героев, что приехали на бой, и самого червя, и лютое сражение, и крики погибших, и дележ добычи. Я даже позавидовал умельцам, что легко слагают висы и песни: меня никогда так внимательно не слушали, замерев и затаив дыхание, боялись пропустить даже словечко. Потом я пересказал и охоту на хуорку. Не все смогли увидеть морское сражение, не все поняли то, что увидели. А я-то был совсем рядышком.
Спать меня уложили прямо в доме Агнеты, накидав шкуры и одеяла на широкую лавку.
Воины пировали еще один день. Многие любовно заготовленные бочки с пивом в те дни показали дно, а огромная с виду хуорка была обглодана до костей. Пора нам пришла возвращаться домой.
Флиппи ушел первым, обнял на прощание отца, Олова, сказал, что вряд ли смогут еще раз увидеться, так как стал он нынче сторхельтом, а значит, пришла ему пора уходить в дальние моря, за славными подвигами и несметными богатствами. Собрал своих людей и уплыл на трех кораблях.
Мы задержались еще на день. Отец обговорил хозяйственные дела, отказался от дани за этот год, прихватил нескольких молодых воинов, что хотели перебраться в город. И Ингрид… Отец сдержал слово и прихватил ее с собой.
Пока плыли обратно, я думал, какое все же облегчение, что мы убили хуорку. Не дело, когда на твоих землях и в твоих водах хозяйничает кто-то другой. А потом оглянулся на отца. Тот сидел рядом с кормчим и обсуждал с ним что-то веселое, борода от ветра растрепалась и то и дело залетала отцу в рот, Ингрид беззастенчиво влезала в разговор, и отец громко смеялся на ее слова. Он целый год знал о хуорке и закрытой деревне. Целый год он придумывал способы освободить ее. Это были его люди, его деревня, его владения. Он не подавал виду дома, но, я уверен, не забывал ни на день о беде.
И после этого он хочет, чтобы я стал лангманом? Может, я и стану, но не здесь и не сейчас. Вот будет у меня сила, которой нет равных, чтобы ни один враг не смог застать меня врасплох, чтобы ни одна тварь не могла запугивать моих людей, вот тогда я смогу осесть на земле.
На пристани нас уже ждали. Поодаль стоял незнакомый корабль под чужим флагом, я о таких и не слыхивал, в черно-синюю клетку. Кнут нетерпеливо вышагивал туда-сюда по берегу, то и дело кидая взгляд на нас. Стоило отцу ступить на причал, как Кнут тут же отвел его в сторону.
— Пошли, мелкая, покажу тебе дом, познакомлю с мамой, — позвал я Ингрид, раз уж отец был занят.
Девчонка легко перепрыгнула на весло, а с весла на причал, схватила меня за руку и радостно поскакала вперед.
— Ого, какая у вас пристань большая! Это сколько же кораблей зараз может уместиться? Наверное, два десятка, не меньше. А домов-то сколько! Здесь многие тысячи живут? Как все умещаются? А где столько еды взять, чтобы всех накормить? А тут праздник? Все такие нарядные! Яркие! А блестюшек сколько! А у меня будут блестюшки? А ленты? Ох, какие ленты красивые!
Я вспомнил Растранд, где дома выглядели точь-в-точь как их обитатели: серые, покосившиеся, трухлявые, и улыбнулся. После такого житья Сторбаш покажется праздником. Хотя вокруг ходили женщины в обычных одеждах: синих сарафанах, желтых лентах. Да, у многих были бусы, а некоторые даже серебряные серьги да браслеты носили. У моей мамы было несколько красивых платьев, а уж украшений отец ей в свое время много надарил.
Мать шла нам навстречу, встревоженная, а не радостная, как должна быть после нашего удачного похода.
— Где Эрлинг? — спросила она, не обратив внимания на Ингрид.
— С Кнутом говорит. Кто-то важный приплыл?
— Хорошо, — невпопад сказала мать. — Кнут сам все скажет. Охота прошла удачно?
— Да, Флиппи убил хуорку. Он и впрямь плавает, как дельфин. Прыгнул в воду и ударил прямо ей в брюхо, а в брюхе, представляешь, двое детенышей было. Мы потом вспороли ей живот, и я сам увидел их трупы.
