— Сегодня за меня будет говорить меч, — мрачно буркнул Торе.
— Да будет так, — откликнулся Альрик.
Насколько я понимал, это был не хольмганг с его жесткими правилами. Не были расстелены плащи, не было воззвания к богам. А значит, допускались любые удары, даже самые коварные.
Бой начался с быстрого обмена ударами, меч Альрика дважды прозвенел по оковке щита и отвёл клинок Торе небрежным движением. На несколько мгновений хёвдинги замерли, а потом Альрик начал заходить справа — слева, если смотреть от Торе. Странно, обычно стараются зайти со стороны, не прикрытой щитом, но, видимо, у Альрика был свой план.
— Слушай, — шепнул я Косому, — если он всегда без доспехов, то как он выживет в большой сече или в морском бое? Там же стрелы летают только так! Без щита не выжить.
— Он же не дурак, — шепнул в ответ Энок. — У него есть свой щит на корабле. Это только в таких поединках или при охоте на зверей он доспехи не надевает.
— А-а-а, — протянул я. Так все стало гораздо понятнее.
Торе не спускал глаз с выписывающего ломаные круги меча соперника и поворачивался вслед за его шагами, прикрываясь щитом, меч его подрагивал в руках, готовый змеиным жалом выскочить из-за прикрытия досок и железа. На миг Альрик остановился, и Торе бросился в атаку. Все было кончено быстрее, чем я смог это понять: Беззащитный шагнул навстречу врагу, его меч блеснул молнией, отскочил от щита, одним движением отвел лезвие врага и подрубил открытое колено. Торе упал, Альрик шагнул к нему, наступил на вражеский меч и ткнул клинком в глазницу врага. Победитель зашипел от боли, грязно выругался, выдернул меч и воткнул в землю.
— Вепрь, достань мазь и обмотку.
Вепрь оказался реально похож на вепря. Он подошел, несмотря на массивные руки и толстые пальцы ловко закатал хёвдингу рукав и, не обращая внимания на шипение и ругательства, быстро намазал длинный порез на левом предплечье густой мазью и туго перемотал куском ткани.
Я еще раз глянул на труп Торе и усмехнулся. Моя удача все еще была со мной.
Глава 17
У Альрика было немного людей, всего-то два десятка, но сейчас ему пришлось разделить их, чтобы забрать корабль Торе. Беззащитный рассчитывал продать его в Сторбаше и поделить полученную сумму на всех.
Хьйолкег все еще выдувал воздух из западной ноздри, и мы не могли поставить паруса. Потому все, кто был, сели на весла. Альрик сам сел рядом и спокойно греб, подлаживаясь под силу и ритм остальных. Я после получения второй руны сравнялся с остальными и не испытывал тех же трудностей, что на пути сюда. Энок посоветовал обмотать ладони тканью, а сверху кожаными обрезками, чтобы не содрать кожу заново, и это изрядно облегчило работу.
Когда я встроился в ритм и задышал спокойно, Альрик спросил:
— Ты славный малый, Эрлингссон. Я бы с удовольствием взял тебя в свой хирд, хоть и молод ты еще. Вот только я никак не могу взять в толк, с чего бы Торкелю пятирунному охотиться на такого мальца? Если ты его обидел, так почему он тебя сразу не пришиб, не глядя на разницу в силе?
— Эта история лучше всего прозвучит в доме моего отца, рядом с горящим очагом, когда рядом будет жариться мясо и плескаться в кружках пиво.
— Понимаю, я еще не заработал твое доверие. Но я тебе вот что скажу: хоть мое имя не так известно, но слово Альрика Беззащитного крепко, как кулак Скирира. Я сказал, что отвезу тебя к отцу, значит, сделаю это, даже если в пути потеряю оба корабля и всю команду. Не потому, что ты такой ценный, а потому что мое слово ценно. Скажу еще вот что. Когда я был ребенком, то часто обманывал мать и отца. Говорил, что кувшин с маслом разбила служанка, хотя это сделал я, говорил, что натаскал хворосту, хотя этого не делал, а вечером мать не могла разжечь огонь, много чего говорил. И ведь врал ради мелких поблажек, ради похвалы, чтобы не заругали. Отцу это надоело, и когда он поймал меня на очередной лжи, то высек до крови, а потом сел рядом со мной, избитым, плачущим, ненавидящим всех и вся, и сказал: «Если тебе так нравится лгать, подумай вот о чем. Когда лжешь каждый день, то сначала получаешь маленькую выгоду, а потом и ее уже не получаешь, потому что тебе никто не верит. Даже если начнешь говорить правду, люди не будут верить тебе. И что еще хуже — не будут доверять. Ты останешься один. А вот если ты будешь говорить правду по мелочам, тебе будут верить и в крупных делах. И если ты солжешь всего один раз в жизни, но в правильное время и в правильном месте, ты получишь сразу настолько большую выгоду, какую бы не получил и за десять лет вранья. А знаешь, что еще будет? Остальные будут не верить тому, кому ты солгал. Они будут говорить: «Как так? Ведь Альрик известен своим честным словом. Наверное, ты что-то напутал». Понимаешь? Что лучше: лгать каждый день и не получать выгоду или сказать неправду один раз и получить сразу много выгоды?» Я подумал-подумал и решил, что отныне буду говорить только правду. И солгу лишь один раз.
Альрик усмехнулся себе в бороду.
— Ты, Эрлингссон, несмотря на всю свою отвагу, все же мелочь. И я не буду лгать ради мелкой выгоды, ибо и Торкель Мачта тоже мелочь. У меня большие планы, и мне нет смысла обманывать тебя.
— Так ведь, кроме меня, никто не знает о твоем слове, — заметил я.
— Мои люди знают. Знают боги. Знаю я. И этого достаточно. Ты вернешься домой и расскажешь о своем спасении. Об этом узнают люди Сторбаша, их родственники, друзья твоего отца. Разве этого мало?
Я подумал, что ведь правда, не так уж и мало.
— Альрик, мне сказали, что ты умеешь толковать знаки богов.
— Верно. Я сам сумел распутать свою судьбу и найти решение. И так было не раз. Тебе тоже выпал непростой путь?
— Не то слово, — вздохнул я. — На первую жертву отец приготовил для меня раба. Больше никто в Сторбаше не выставлял человека на жертву, но все, кто убил животное, получили руну, а я — нет. Можешь себе представить, какое было ко мне отношение в городе. Поэтому отец отослал меня к дяде матери в рыбацкую деревню. Там я пробыл почти месяц, как на деревню напали. Защищаясь, я сумел убить однорунного и получил благодать Фомрира. Там же я успел убить еще одного однорунного, а потом убежал. Мамиров жрец дал выбрать руны, и я вытащил «смерть» и «сила». Я решил, что смогу получать силу лишь после убийства в смертном бою. Но вторую руну получил, когда убил людей Торе спящими.
Альрик задумался. Мы успели взмахнуть веслами еще три десятка раз, прежде чем он заговорил снова.
— А сколько рун было у спящих?
— По две.
— Ха, вот тебе и ответ. Ты получаешь силу только за смерть сильных. А именно — за тех, кто выше тебя хотя бы на одну руну. Поэтому неважно, как ты их убьешь: в честном бою или подлым ударом. Так что ты можешь выбирать, кем хочешь стать: великим героем или ночным хорьком, что перегрызает глотки спящим.
— Боги определенно дали мне это из-за отца. Ты знаешь историю, как он получил прозвище Кровохлёб?
