— Я бы вернул. Легко пришло, легко ушло. Только ведь монета уже обещана. Я сговорился с Кормундом, что он выкует для меня особый топорик, а я ему за это половину золотой монеты. Как же я теперь ее отдам?
— Выбирай любое оружие, что на стенах! Смотри, тут и меч с золотой оплеткой, и секира с самоцветами!
Я невольно отодвинулся назад, едва не свалившись с лавки.
— У меня уговор. Не могу я нарушить слово. Какой же я после этого мужчина?
— Мужчина, — хмыкнула конунгова жена.
Я стиснул кулаки, подавив порыв врезать ей по губам. Как она, женщина, смеет так говорить обо мне? Швырнула монету, как подачку, и теперь думает, что может поносить меня?
— Хорошо, — сказала она. — Пойди к купцу Вигге и скажи, что тебе нужно поменять золото на серебро. Скажи, что Рогенда велела сделать это. Если монета уйдет из твоих рук, то беда минует Магнуса, перестанет он хвататься за первого попавшегося хирдмана. Разве мало достойных юношей в Хандельсби?
Если бы она вежливо попросила меня, то я не смог бы ей отказать. Но после ее презрительного взгляда на пристани, после хмыкания «мужчина» как я мог повиноваться?
Так что я встал, качнул головой.
— Я обещал Кормунду половину золотой монеты. Так что по весне принесу монету ему, пусть он сам разрубит и возьмет свою часть. А остаток я брошу в море, чтобы не таскать за собой чужой беды.
И ушел.
На половине пути к дому Ньорда я поостыл и пожалел, что вспылил. Может, сходить к тому купцу, как его там звали? Да нет уж. И вообще, что это за глупость — через дар придет беда? Разве я беда? Наоборот, благодаря мне Магнус победил в кнаттлейк, а то ведь играл хуже Ингрид. Благодаря мне он вообще еще жив. Если бы пошел к хутору вместе с Варди, то помер бы, наверное. Так что пусть вздорная баба не мелет глупости. Сама монету дала, никто не просил, никто не вымаливал.
Да и вообще хорошо они живут тут! Честные хирдманы за каждый эйрир бьются, рискуют жизнями и головами, а в Хандельсби за несколько месяцев можно получить ни за что целое состояние. Подумаешь, фьорд переплыл или в кнаттлейк сыграл. А вон сколько заработал! Понятно, почему здесь такая прорва народу живет. На одной акульей шкуре можно кучу денег поднять!
Если останусь в Хандельсби, скорее всего, буду поднимать по руне за год, ну, может, за два. За десять лет дорасту до десятой руны. Как дружинник Магнуса, а именно это меня будет ждать, получу сердце твари просто так. Женюсь, отстрою дом, хозяйство, буду каждый год играть в кнаттлейк на потеху толпе, состязаться с другими хельтами, ходить на зимнюю охоту, привечать гостей, как Стиг Мокрые Штаны, ездить на поединки и следить за правдой. Вроде бы чего еще желать? Тут тебе и деньги, и руны, и спокойная жизнь.
Тулле с хозяевами дома меня так рано не ждали. Старуха лишь глянула на меня, так сразу же побежала топить баню, Тулле хлопнул меня по плечу и пошел таскать воду для мытья, Ньорд принес колбасу со вчерашними лепешками.
Я вернулся.
Смыв с себя липкую жижу, хорошенько пропарившись и выпив темного пива, я упал на лавку, завернулся в пропахшее дымом одеяло и уснул.
— Сколько он уже так дрыхнет? — послышался грубоватый голос, не приглушенный даже немного.
— Весь вечер, ночь и до сих пор, — робко ответила старуха. — Будить?
Я приоткрыл глаза и сквозь ресницы увидел, что в скромный ньордов дом пришла половина хирда во главе с Альриком. Это что же такое случилось?
— Да что разговаривать? Выгнать из хирда и всё!
Ах ты ж, Видарссон! Выгнать, говоришь? Да если б не я, сидел бы ты в подмышке отца и пикнуть бы даже не смел. А тут охрабрел чересчур…
— Ага. Вот ты его и выгонишь, — заговорил Вепрь. — Прямо подойдешь и скажешь, мол, так и так, я, перворунный новичок, хочу, чтобы ты, пятирунный урод, ушел из ульверов.
— Вставай уже! — повысил голос хёвдинг. — Не спишь же!
И то правда! Я отбросил одеяло, по привычке поежился, а потом понял, что мне не холодно. Даже босым ступням не зябко на дощатом полу стоять. Так что накинул вторую рубаху, наскоро обмотал ноги, всунул в меховые сапоги и подошел к хирдманам.
— По городу слухи ходят, что ты убил конунгова сына. Или не убил, но будто помер он из-за тебя. Понятно, что брехня. Хочу узнать, насколько. И кто мог распустить такой слух.
— Конунгова жена, — буркнул я, — больше некому. Ну или рабыни-дуры. Понять ничего не поняли, зато языком чесать горазды.
— Рассказывай, — Альрик сел за стол, кивнул, чтобы сел я. А остальные так и остались стоять.
Тулле с хозяевами примостились неподалеку.
Я подробно пересказал, как дело было, начиная с первого гарма и заканчивая тем, как я Магнуса до хутора доволок, а потом бежал до Хандельсби.
— Только не понимаю, что за черный гарм такой. Говорили же, что гармы до пятой-шестой руны силой. А тут такая махина! Рун восемь-девять!
Высунулся из-за плеч ульверов Ньорд:
— Могу сказать.
— Давай, старый, поведай нам, — Альрик дружелюбно похлопал по скамье рядом с собой.
Старик с достоинством сел, положил морщинистые руки на стол и неторопливо начал:
— Гармы, они ведь как… Как волки. Бездна то ли сразу выродила их, высмотрев обычных волков, то ли испоганила самих зверей. А у волков что главно? Стая. Вожак. Вот у гармов есть такой вожак, твариный хёвдинг. Если у волков вожаком делается самый мудрый, то у гармов — самый злобный. Как помрет старый хёвдинг, так начинается у них грызня. И кто всех больше загрыз, тот и вожак. А к тому времени он и силу поднимет. Черный гарм ведь может и до десятой руны силой быть. Выше — никогда не видывали. И ведь не кажный год удается его убить. Прячется он, боится. Бают, что черный гарм умеет думать как не всякий человек, потому знает, на кого кидаться, а от кого бежать.
— Вот уж действительно — не как всякий человек, — усмехнулся Альрик. Уж не на меня ли он намекал?
— И всякий раз черный гарм поджидает, когда воины послабже отобьются, и убивает их, чтобы пополнить силу. Теперича гармов вожак мертв. Эту зиму и следующую тихо будет в наших лесах.
— Благодарю за рассказ, — кивнул Альрик. — Значит, конунгов сын жив. Даже если помрет, ты виновен, только если сбежал, бросив товарища.
— Да какой сбежал? — разозлился я. — Я за черного гарма на руну поднялся.
— А взял что-то с его трупа в доказательство? Ухо? Клык? Хвост?
— Так некогда было. Я как увидел, что Магнус еле дышит, кинулся к хутору.
— А теперь хуторские что угодно могут сказать. Мол, что сами нашли Магнуса и гарма сами зарубили. А ты сбег!
— Зря ты наговариваешь, — снова вмешался старик. — У Рагнвальда не дураки служат. По следам всё прочитают. И как бы конунг наш не зол был, напраслину возводить не станет. А вот женка его, Рогенда, может. Но и то, лишь до его возвращения.
