Говорят, что чужак тот в Вардрунн рожден был. Ходил по землям, смущал умы людей.
Во вторую ночь закололи тринадцать черных овец.
В землях северян ночь стоит не седьмицу, а много дольше. Есть острова, на которых тьма длится и две седьмицы, и три… Значит, обиталище Бездны находится на севере. Когда стану сторхельтом, навещу те края, проведаю старушку.
В третью ночь убили собак, что защищают стада и предостерегают от тварей селения.
Личины горожан всё больше покрывались кровью, красных и желтых глаз почти не разобрать. Мой волчий плащ уже не походил на белый. И я внутри пачкался вслед за ним. Будто дыхание Бездны проникало в меня с каждым вдохом.
На четвертую ночь на площади разорвали тринадцать черных свиней. Их крики походили на человечьи больше, чем наши.
Я возвращался, счищал кровь и падал замертво, без снов. Вставал тяжело. Старуха смотрела на нас с жалостью, варила густые сытные похлебки с желтыми пятнами жира, щедро наливала пиво, грела воду.
В пятую ночь жертвами стали черные коровы.
Я устал. Не телом. Пятирунного плясками да визгами не вымотать. Может, бесконечная ночь тяготила с непривычки? После такого невольно прислушаешься к крикам сумасшедшего, который считает солнце богом.
На шестую ночь на площадь привели лошадей. И кто-то из празднующих поднялся на руну.
Я же половину ночи отстоял с бодраном, усердно молотя рукой по тугой козлиной коже, палочки-то у меня не было.
В последнюю ночь на улицы высыпали все, даже старики и дети. Каждому приделали какой-то твариный признак: кому разукрасили лица, кому нарисовали лишние глаза и рты, кому пришили лишнюю штанину и набили ее соломой. Маски! Морды! Город шумел так, будто хотел разбудить не только богов, но и их прародителей в морях и горах. Гремели не только бодраны. Люди взяли в руки молоты, топоры, железные гвозди и просто чушки и стучали обо всё подряд. Малыши трясли деревянными гремелками. Улицы полыхали факелами. Подохрипшими голосами подвывали и мы с Тулле.
Снова выползло то чудовище, что и в первую ночь, извиваясь по улочкам, до писка пугая мелюзгу, зато детвора постарше визжала от восторга. Самые храбрые мальчишки прыгали ему на спину с домов и даже какое-то время ехали верхом, пока их не стряхивали.
Мороз кусал за щеки. Обрыдлая маска не защищала от холода. Но мы продолжали кружить между домами.
Смотри на нас, Бездна! Смотри, как твои детища захватывают землю. Сбывается твоя мечта! Смотри на нас! Забудь о жрецах, что запели последние песни. Забудь о богах, что оставили своих предков. Забудь о посланной тобой твари, что почти поглотила солнце. Смотри на нас!
Смотри, как твои детища беснуются в Хандельсби. Как бесконечна их радость! Как безгранична твоя власть! Всех пожрали твари. Не ржут больше кони, не мычат коровы, не урчат свиньи, не лают собаки, не блеют овцы, не мекают козы. И лишь несколько человек еще дышат этим воздухом.
Смотри, Бездна, как извиваются их жалкие тощие тела, привязанные к столбам! Смотри, Бездна, как ничтожны их помыслы! Смотри, Бездна, как пусты их думы! Ни единой руны за их плечами, ни единого ребенка из их чресел, ни единого свободного дня в их жизни!
Смотри, Бездна, как разевают они рты! Смотри, Бездна, как тонка их кожа! Смотри, Бездна, как красна их кровь! Смотри, Бездна, как хрупки их кости!
Смотри, Бездна, как насытились твои чада! Смотри, Бездна, как…
Восток в восьмой раз окрасился красками, снова обещая рассвет. Но семижды он уже обманывал нас. Мы стояли, покрытые кровью рабов, и ждали.
Проснулись ли перепившие боги? Услышит ли Фомрир песнь жрецов, вспомнит ли, что должен сделать? Не учуяли ли твари курения высоко в горах?
И первый яркий луч прорвался в щель между гор.
И полетели в стороны маски и личины. Покрасневшим снегом матери стирали с лиц детей краску, отдирали рога и уши, отрывали лапы и хвосты.
И взметнулись тугие огненные плети, сжигая твариные обличья. Уже не звериные рыки, а радостные возгласы летели в небо. Со всех сторон слышались чистые звонкие звуки луров.
Солнце взошло!
Я содрал с себя деревянную маску, швырнул ее в огонь, чувствуя, как вместе с ней сгорают и мои страхи, и тяжесть, что накопилась за эти бесконечные ночи. И завопил от восторга!
Потом были песни. Потом были танцы. Потом были угощения возле каждого дома. Меня обнимали незнакомые девушки. Со мной пили незнакомые мужчины. И я, позабыв о пяти рунах, играл с детьми в снежки, подбрасывал их в воздух, прыгал через костер.
Солнце вскоре скрылось за горами. Но мы точно знали, что завтра оно вернется вновь.
Глава 9
И потянулись долгие зимние ночи и короткие зимние дни. Мы приветствовали солнце каждое утро. Мы встретили изможденных жрецов, которые спустились с гор после Вардрунн. Они выглядели так, будто сквозь льды, снега и ветра сходили к жилищу богов, прорвались через сотни тварей, сразились с Сидансуджей без Фомрира, а возвращаясь, переплыли северные моря без корабля.
Нет, не хотел бы я стать мамировым жрецом. Не щадит он своих почитателей. И я говорю не только про пальцы. Кто добровольно согласится впустить в себя частичку тьмы, частичку Бездны, чтобы лучше видеть волю богов? Кто возьмет в руки топор и опустит на собственную руку? Кто откажется от продолжения рода? Мамир не требует этого от жрецов, но какая семья отдаст девицу в жены такому человеку? Не проявится ли Бездна через его ребенка?
Потому чаще всего жрецами становятся не в буйной юности и не в могучей зрелости. Говорят, что лишь прожив правильную жизнь, пройдя через всё, что можно пройти: любовь, брак, ненависть, рождение детей, убийство врагов; лишь после этого мужчина может отречься от земного и прислушиваться к иным голосам. А еще говорят, что Мамир посылает избранным испытание. Страшное, ломающее, приближающее к Бездне. Такое было у Эрна, но он не смог его превозмочь и стал тварью.
Не раз мы с Дагом бегали за Эмануэлем, жрецом Сторбаша, в надежде узнать его тайну. Гадали, что случилось в его прошлой жизни. Может, твари убили его семью? Может, Бездна одурманила его голову, и он своими руками погубил верного друга? Может, сжег им самим построенный корабль? Его имя было не нашим, привезенным из чужих земель, хотя Эмануэль по лицу и говору точно местный.
Я спрашивал отца, но тот отмахнулся. Сказал лишь, что Эмануэль когда-то служил чужим богам, но отрекся от них и стал голосом Мамира.
Сейчас мне думалось, что Эмануэль когда-то кланялся солнцу, потому он был таким тощим и высохшим. Попробуй не есть мясо и не пить пиво целый год! Хорошо, хоть не помер.
Вот интересно, почему один только Мамир среди всех богов обзавелся жрецами? Орсовы женщины не в счет, они живут, как обычные бабы: выходят замуж, рожают детей, следят за домом, готовят ужин, только и разницы, что ведают травы и могут лечить. Их жрицами никто не называет. Орсовы женщины и всё. Женщины, на которых лежит милость Орсы.
