Тогда я стал широко замахиваться и показывать очевидные удары. Порой он уклонялся, но некоторые отбивал топором. И я почти не глядел на воина. Только на его оружие.
Еще немного! Еще удар!
И когда нижний край лезвия откололся и отлетел в сторону, я рванул вперед. Он успел срезать кусок кожи с моего плеча и тут же получил удар ножом в живот. Топором я раздробил ему колени, заткнул рот тряпкой, вскинул на плечи и сказал:
— Если твоей жизни хватит, я не трону детей. Клянусь Фомриром!
И побежал к Тулле.
Он еще дышал. Едва-едва, но дышал.
Айсландер увидел его изувеченное тело, глянул на меня и кивнул. Я вынул кляп и сказал:
— Надеюсь, мы встретимся в дружине Фомрира!
— Дай мне какое-нибудь оружие, — прошипел воин.
— Фомрир принимает всех убитых в бою. Ты хорошо сражался.
Нож в руке Тулле, удар в горло айслендера. Я смотрел, как уходит из него жизнь, и ждал. Ждал. Последние судороги.
Тулле выглядел более мертвым, чем человек, у которого он только что отнял жизнь.
Ничего…
Я снова побежал к лесу, не забыв уложить Тулле обратно в трещину и закрыть ее камнем. Труп там же прикрыл несколькими валунами.
Детишки пытались отползти, спрятаться, но найти их не составило труда.
— Не надо, — повторял парнишка, который оставил у меня порез на груди. — Не надо. Прошу, не надо.
Я не мог утащить всех сразу. Крови из меня вытекло немало, рот пересох так, что язык почти не шевелился. Волокуша? Долго, много следов, шумно. Да плевать! Они успели до моего прихода перетянуть раны на ногах, так что с этим возиться не пришлось. Я связал двоих трехрунных животом к животу, закинул на спину и пошел к холмам.
Тяжело. Несмотря за завязанные рты, они что-то мычали, дергались, один из них все время тыкал мне в спину пальцем. В одно и то же место. Шаг за шагом. Это бесило меня так, что хотелось швырнуть их на землю и отрубить им все пальцы. Мелкие уродцы. Если бы та дура не выстрелила в меня из лука, я бы их не нашел. Видимо, они решили сменить тактику и убивать нас по одному. Это могло бы даже сработать. Особенно если бы они не поторопились напасть до прихода пятирунного наставника. Так что сами виноваты!
В Бездну!
Я снова откатил камень, выволок на одеяле Тулле. Всё еще жив. Вигге — мастер своего дела. Пытал и увечил так, чтобы причинить как можно больше боли, но не убить.
Этим я не стал ничего говорить и рты развязывать не стал. Недостойны.
Нож в руку Тулле. Удар. И наконец она пришла! Благодать.
Тулле застонал от боли, его изломанные кости скрипели, выкрученные суставы щелкали, лохмотья кожи иссыхали на глазах и отваливались, раны затягивались. Постепенно изорванное лицо приобретало черты моего друга. Только вот глаз… Новое веко отросло, но под ним так и осталась пустота.
Я сидел и рыдал, как безрунная девчонка. И мне не было стыдно.
— Кай.
Три тонких шрама остались на его лице. Потерян глаз. На нескольких пальцах так и не появились ногти. Но самые тяжелые раны были излечены.
— Сколько еще рун я получу благодаря тебе? — сказал Тулле. — Может, мне и дальше ничего не делать? Знай себе лежи, а тебе благодать ведрами подтаскивают.
— Да. Знай себе лежи под чужим ножом. Или тебя мечом разделывали?
Он вытянул руки перед собой и содрогнулся.
— Не вспоминай.
— Так, а что теперь делать с этим? Он больше не нужен.
Я посмотрел на притащенного парня. Он лежал и издавал какие-то странные звуки. Тулле подскочил, вытащил тряпку у него изо рта, и парень тут же выблевал целую лужу. Как только не задохнулся?
— Там в лесу еще двое лежат, — добавил я.
— Не надо! — прошептал парнишка. — Там моя сестра. Ты же получил, что хотел…
— Вы хотели убить меня, я убил вас. Всё честно. Да даже если и нет, мне насрать.
Вдруг мои ноги подкосились, и я рухнул на камни.
— Кай! — как сквозь туман донесся голос Тулле. — Эй! Я ведь тебе шестирунных натаскать не смогу! Кай!
Пара увесистых оплеух. Теплая вода. Через какое-то время я пришел в себя.
Тулле оттащил меня в тень, приволок откуда-то воды и перевязал раны. Наконечник стрелы он трогать не стал.
— Что с пацаном?
— Ничего. Я засунул его в ту же трещину, но камень приваливать не стал. Как очухается немного, сам вернется домой.
— Не вернется. Я ему ноги подрубил. Но хорошо, что ты не стал его убивать. Я обещал сохранить жизнь тем, кто не пригодится.
Тулле улыбнулся. Он не стал делать повязку на глаз, рана там затянулась и заросла рубцами. И было жутко смотреть, как он по привычке моргает двумя веками.
— Так. И что теперь?
— Теперь убивать Вигге!
Глава 7
Мы запихали трупы в ту трещину, где лежал Тулле, завалили ее камнями. Запах мог выдать их место, но мы надеялись, что Вигге не станет обнюхивать все здешние скалы. Раненого пацана отволокли туда, куда он попросил. Сказал, что там его отыщут.
Лучше было убить и его, и соплеменников. Если Вигге вдруг наткнется на одного из них и порасспрашивает, то узнает и о спасении Тулле, и о моем возвращении. Тогда умрем не только мы, но и все ульверы. Но я поклялся именем Фомрира!
Потом мы пробрались к побережью, отошли на полдня от лагеря, там отыскали даже не пещеру, а лишь укромное место среди камней, которое не просматривалось ни со стороны моря, ни со стороны скал. Там и залегли в ожидании кого-нибудь из ульверов.
Погода нас не радовала. Крыши не было, и ледяной дождь вперемешку со снегом выстужал все тепло из костей. Мы ютились под одним моим плащом. Вигге, урод, обоссал белую волчью шкуру Тулле у него на глазах, приказал помочиться своим хирдманам, а потом и вовсе спалил.
— Он тыкал меня лицом в горящую шкуру. Чудом тогда не выжег глаза.
— Я навалю самую огромную и вонючую кучу на носовую фигуру его корабля! — попытался подбодрить я друга.
— Корабль-то тут причем? — грустно улыбнулся Тулле. — Но твои кучи и впрямь самые вонючие на всем белом свете.
Ночью он спал беспокойно. Ворочался, мычал что-то сквозь зубы, а один раз проснулся от собственного крика.
— Он вырезал мне глаз. Снова… — шептал Тулле и ощупывал пустую глазницу. — Снова…
Я проклял себя за то, что не взял чего-нибудь горячительного. Ему нужно выпить, нажраться в слюни и забыть всё, что с ним случилось. Достаточно, что буду помнить я.
Мы проторчали в камнях полтора дня, не решаясь зажечь костер. Пили дождевую воду, которая собиралась во впадинах, и говорили, как было бы здорово умять кусок хорошо прожаренного мяса. Особенно плохо приходилось Тулле, который изрядно ослаб без еды. Помнится, я зверски хотел есть после получения руны и излечения ран. Сейчас же аппетита не было совсем. Порезы на груди и плече воспалились, воткнутый наконечник стрелы горел огнем, а я трясся от холода так, что камни ходуном ходили. И тварин дождь никак не улучшал моего состояния. Зато Тулле смеялся, что со мной никакого очага не нужно, я пыхал жаром ничуть не хуже.
