Потому я был несказанно счастлив, когда Арвид, достойный прозвания Болтун, зашел в дом. А там уже все было готово. Стол ломился от разной снеди, ярко горели масляные свечи и очаг, расставлены лавки и накрыты вышитыми полотнищами. Отец Херлифа, видать, любил принимать гостей и не жалел ничего, лишь впечатлить их. Сам он уселся на почетное место и Альрика усадил с собой.
— Видал ли ты стол богаче?
Я еле удержался, чтоб не похвастаться пиром у конунга Рагнвальда, где гостей встречал черный человек и отплясывали полуголые танцовщицы. Но мой хёвдинг ответил:
— Ты счастливый человек, Арвид! Всё в твоем доме прекрасно: и стол, и двор, и щедрость хозяина, и мужество воинов, и красота женщин. Я благодарен за твое доверие! Не каждый бы отдал сына в хирд.
Арвид довольно кивал, слушая его слова.
— А нет ли среди твоих людей скальда? Давно я не слышал доброй песни или истории!
Тут я уселся, взял кружку с пивом и уже больше не слушал их разговоры.
Нет, не хотел бы я быть хёвдингом! Альрик даже выпить толком не мог и посмеяться от души.
А пиво у Арвида и впрямь было знатное. Его брат отменно играл на тальхарпе, а уж в бодран мог постучать любой из нас, так что мы были и с музыкой, и с танцами. К середине застолья привели женщин, и хоть беспокоиться вроде бы было не о чем, я решил не откладывать и поднялся вторым, сразу после шурина.
Мне в спину тут же полетели шутки от собратьев:
— Ты проверь, а вдруг снова мерещится?
— А болотная-то получше была!
— Смотри, обидится твоя болотная, утопит!
Я даже отвечать не стал. Отвел первую попавшуюся в закуток, задрал юбку и поимел ее на славу. Ничем бриттки от наших баб не отличались, разве что хрупкие слишком. Сильно сожмешь — так слезы ручьем, чуть придавишь — хрипит, а еще быстро устает. Нет, безрунные женщины мне совсем не по вкусу пришлись. Даже та, с Бездной в глазу, даром что сухая и жилистая вся, ущипнуть не за что, зато выносливая, задорная и сильная. Сама кого хочешь заездит.
Обычно Вепрь пил много, но в меру, в этот вечер же он напился в слюни. Напился и пытался что-то объяснить, размахивал кулаками перед Эгилем и Облаудом, даже хотел пойти за что-то избить Арвида. Оно, конечно, вряд ли получилось: третья руна против восьмой, но мне пришлось вмешаться и вывести его во двор, чтоб в его голове немного прояснилось.
Он упал, прислонился к стене дома и вдруг засопел-захрюкал. Я не сразу понял, что Вепрь рыдал. Вепрь! Самый взрослый из нас, самый спокойный и опытный.
— Выпьешь? — спросил я.
— В бездну! — рыкнул он, чуть успокоившись.
— Что стряслось-то? Из-за ритуала парус сорвало? Так Альрик сказал, что меня берет на болота.
— В бездну и тебя, и Альрика, и ритуал.
Вепрь медленно поднялся, схватил меня за плечо, чтоб не упасть, придвинул свою морду и сказал:
— Знаешь мое имя?
Я задумался. За два года я ни разу не слышал, чтоб его назвали иначе, чем Вепрь.
— А знаешь, почему? Потому что нет у меня имени. И отца нет. И семьи нет.
— Изгнали? — сейчас мне меньше всего хотелось выслушивать пьяные излияния. Мне речей Арвида на год вперед хватит.
— Нет. Я сын трэля. И мать моя — тоже рабыня. И звали меня тогда просто маленьким трэлем. Потом я убил кабана в лесу, и меня стали звать Вепрем. Хозяин увидел мою силу и стал учить боевому делу. А потом он убил моего отца. Запорол насмерть, когда был пьян. Не рассчитал силу. Альрик выкупил меня, дал свободу и сделал равным. А ты смеялся. Смеялся, как он тогда.
— Вепрь! — я тряхнул его. — Иди проспись!
Отвел его в сарай, где хранилось сено, уложил, а сам вернулся в дом.
Пир длился чуть ли не до утра, а на следующий день, едва мы проснулись, уже снова ждал полный стол. И на другой день тоже, причем главным блюдом оказался зажаренный целиком кабан, которого Арвид загнал сам. Я поглядывал за Вепрем, но тот вроде бы забыл о своих словах, веселился с нами, даже к женщинам сходил. Утихомирился. Зато мой шурин почти не ел и не пил, все время бегал к бритткам. Аж щеки впали. Видать, слишком долго сушил свой корень, а сейчас никак напоить вволю не мог.
Вечером четвертого дня гостевания Альрик сказал, что пора снимать повязку. Вепрь срезал верхний слой обмотки и отнял твариную кость. Как и говорила целительница, кость посветлела, а вот нижние тряпки почти черными были. Боли я в эти дни не чувствовал, но так я и трезвым почти не был, потому немного боялся. А вдруг мне от твари не только крепость перейдет, но и еще что-нибудь? Вдруг вместо руки у меня там лапа отросла с когтями? Вон сын Рагнвальда от твариной крови чуть не помер, руну потерял.
Вепрь срезал оставшиеся тряпки, а там тоже все черное. Даже Альрик удивился. А Оддрун, сестра Херлифа, которая за всем этим смотрела, как начала заливаться! Намочила тряпицу и провела по моей руке: глядь, а там нормальная кожа проступила. Даже пореза не осталось. Как смыли, я рукой повертел — не болит, постучал по ней — не болит. Не обманула орсова женщина!
— Значит, завтра уходим, — сказал хёвдинг.
— Как уходите? Уже? — воскликнула Оддрун. — Неужто вам наше угощение не по нраву пришлось?
А сама глазками зырк на Эгиля Кота. И когда они только спеться успели? Впрочем, с таким пивом и приход Фомрира можно проглядеть, не говоря уж о шустрой девке.
Утром Альрик ушел вместе с Арвидом на охоту. Собаки должны были выследить и выгнать зверя на Беззащитного, а тот в одиночку его скрутить. Троих новеньких мы на болота с собой не брали, так как хёвдинг боялся, что лишние люди могут испортить ритуал.
Он так сильно боялся что-нибудь сделать не так! Мне думалось, что из-за смерти Хвита он так не переживал. Впрочем, Хвит умер достойно, в бою. Фомрир, несомненно, забрал его к себе и поставил поближе, чтобы слушать его красивый голос и задорные шутки.
Медведя Альрик приволок на своем горбу с обмотанными лапами и мордой и сам запихал в одну из бочек. Строго-настрого запретил кому-либо даже дотрагиваться до него.
Потом мы весь день и большую часть ночи шли к тому болоту, немного поспали и уже к полудню были на месте. Альрик заставил надеть всю броню, что у меня была: кольчугу, шлем, наручи. Сказал, что в том месте утонуть вряд ли получится, а вот если мне кровь пустят или кусок мяса выдерут, я точно до утра не доживу.
И вот тут меня пробрало!
Я понял, что меня ждало. А ждала меня целая ночь сражений с неизвестными тварями непонятной силы да еще под чарами болотного ярла. И если ночь будет безлунной, то я не смогу разглядеть ничего дальше собственного носа. Но хуже всего, если мы оплошаем: и Рыбака оставим на вечность в болотах, и сами с ним сгинем.
Сам хёвдинг, кроме оружия, ничего не брал. Взял два топора, пару мечей, нож, взвалил на себя медведя, который измазал своим дерьмом и бочку изнутри, и свою шкуру, и пошел на прежнее место. Тулле молча обнял меня, остальные тоже похлопали по кольчужной спине, Вепрь не удержался и сунул мне снедь. И я двинулся вслед за Альриком.
