— Нет! — воскликнул Херлиф. — Клянусь Фомриром, я не обману!
— Он не обманет! — поддержали его Плосконосый и Булочка.
А вдруг и они тоже нам врали?
Тулле медленно поднял вечно опущенное веко и обнажил пустую глазницу, которая выглядела как черный провал. Как око Бездны.
— Если посмеешь предать Кая, Бездна придет за тобой!
Меня пробрало до самых пяток. Может, и вправду в Тулле есть что-то оттуда?
Ночью, когда пришла моя очередь бодрствовать, ко мне подсел Ледмар и рассказал, почему Херлифу стоит доверять.
— Он не плохой, ты не думай. Не врун и не предатель. Ты же видел его отца! Арвид любит, чтобы все делали то, что он скажет. Не только бритты, но и семья боится его ослушаться. Собаками их он, конечно, не травит, наказывает иначе. А Херлиф после первой руны хотел жить своим умом. Ох, и получал он! Арвид его и в свинарнике держал несколько дней, и порол, а один раз чуть не утопил. Арвид ведь не отпускал Херлифа в рунный дом, говорил, что сам всему обучит. Не хотел деньги невесть кому отдавать. Потому Херлиф лучше нас обучен, он и на корабле плавал, и охотился, и огребал от отца во время вроде как учебных боев. Он чего только не ломал себе: и руки, и ноги, а уж пальцы не по одному разу. Думал, что в рунном доме будет легче, да только ничего подобного. Кто посильнее — издеваются над слабыми, отбирают подарки, что привозят из дома, только оружие и броню не трогают. Скирикр этот… Возомнил себя конунгом! Херлиф сразу сообразил, как себя с ним вести, всегда вежливо кланялся, улыбался, выполнял поручения. Это мы с Фастгером по глупости кочевряжились, потому немало получили тумаков. Ох, и злились мы тогда! И Херлифа ненавидели за то, что он не огребает столько же. А потом он объяснил, как себя вести. И сказал, что легче кланяться и улыбаться, если в это время представишь, как перерезаешь гаду глотку или бьешь ему по яйцам дубиной. Он не предатель! Он умеет выживать. Если поверишь ему, он никогда не обманет.
И я решил поверить. Если и обманет, что изменится? Если Скирикр сжег корабль, то Херлиф хуже не сделает, даже рассказав про нас. Если бритты, то Скирикр позлорадствует и, может, забудет обо мне.
Но прозвище Херлифу мы поменяли — незачем выдавать всем его хитроумие. Так что назвали его Простодушным.
Глава 2
За день до прихода в город Херлиф отстал от нас. Сказал, что лучше ему прийти в Сторборг отдельно, так что он попросится на борт проходящего корабля. Одного шестирунного могут и взять, а вот восьмерых оружных оборванцев никто бы не рискнул пустить к себе.
Он отделился вовремя, так как почти сразу после его ухода мы увидели людные деревни с бриттами и нордами, там нас провожали подозрительными взглядами, но не шугались. Поля, разбитые телегами и дождями дороги, голопузая малышня с восторгом взирала на наши мечи и топоры, не замечая потрепанных одежд.
А под конец пути затянул мелкий дождик, так что в город мы вошли насквозь мокрые, грязные по самые уши, голодные и злые.
— Сварт, Видарссон, найдите нам жилье. Недорого, у нордов и чтобы с баней. Фасгерт, Ледмар, прогуляйтесь по городу. Может, встретите кого знакомого, узнаете новости. Адн, поищи лавку. Нам нужны плащи, сменная одежда, шапки.
Снял с руки серебряный браслет, полученный от Магнуса.
— Весь не отдавай, торгуйся. Отруби нужный кусок, не больше, остальное вернешь.
— А ты куда?
— Есть у меня дела. Встретимся на Красной площади на закате.
День уже перевалил на вторую половину, так что времени оставалось не так много. Нам с Тулле нужно было заглянуть к одному жрецу.
Уже знакомые поля за стенами Сторборга. Шалаш в недалекой рощице. Раскисшая дорога. Посмотрел я на это, и так тошно стало.
— Слушай, Тулле, ну в бездну этого жреца! В другой раз сходим. Есть хочу, аж зубы сводит.
— Нет. Надо сейчас, — твердо ответил друг. — Идем!
Я прошел несколько шагов, оглянулся. Там город, таверны, пиво, горячая еда и женщины. А впереди только тощий сварливый мужик с черепами на стенах.
— Еще и дождь этот. Да и зачем нам этот жрец? Что он скажет? К тому ж, видишь, дыма нет, значит, нет его.
— Ты хотел насчет Халле спросить. Помнишь?
Я стиснул зубы и, стараясь не думать о рези в желудке, прошел еще немного. Встал и решительно сказал:
— Да не пойду я! Что бы ни сказал жрец, Халле не вернуть. Я так вымок, что если обоссусь, никто даже не заметит. Мы теперь в Сторборге надолго, так что завтра сходим. Или потом.
— А твой дар? Ты же хотел узнать о даре!
Ах да, точно. Дар.
Еще несколько шагов.
— Ерунда это! Жрец будет кружить да вертеть, а толкового ничего не скажет. Пошли обратно!
Тулле схватил меня за локоть, сдавил до боли и прошипел:
— Мне нужен этот жрец. И нужен ты рядом. Бездну я в себе чувствую! Бездну! И если ничего не делать, сожрет она меня. Не вернусь я из злобного своего беспамятства. Либо ты идешь со мной, либо я пойду один.
После его слов в голове прояснилось, и я понял, что это были не мои мысли. Это жрец отваживал меня от своего дома. Вот же гнида подзаборная! Теперь я назло ему припрусь, чего бы мне это не стоило. Даже пива!
— Идем! Если снова встану, ударь.
— С радостью!
Впрочем, затрещина так и не понадобилась. На чистой злости я добежал до шалаша, схватился за стену и с силой потряс. Кусок стены, сплетенный из веток, выпал и остался в моей руке.
— Ты сломал дом мамирова жреца? Точно безумец, — рассмеялся Тулле.
— Я ж вроде не сильно…
— Входите! — раздался голос изнутри.
В шалаше все было так же: птичьи черепа, шкуры, кости, котел и жрец.
— Халле помер! И наш корабль сожгли! Неужто Мамир не показал тебе этого? Или ты впустую накромсал своей плоти? — с порога начал я.
Но жрец будто бы не слышал: прошел мимо меня к Тулле, обхватил его лицо трехпалыми руками и прокаркал:
— Наконец ты пришел, отмеченный Бездной!
— Со мной говори! — взревел я, дернул жреца за плечо, но не смог его сдвинуть с места. Он отмахнулся, и я отлетел в сторону.
— Еще немного, и никто не сумел бы тебе помочь, — продолжал говорить безднов выродок.
Я хотел на него наброситься, но он высвободил свою силу, силу хельта, и придавил меня к земле. Как так-то? До этого я ощущал лишь трехрунного, но никак не хельта. Что ж, если он думает, что этого хватит, чтобы меня удержать…
С хрипом и пыхтением я встал на четвереньки, потом на колени и начал подниматься. С меня в три ручья лился пот, ноги тряслись, как у калечного старика, а сердце того и гляди выпрыгнет из груди. Но я лучше сдохну, чем позволю относиться к себе с пренебрежением.
