— Говорит, когда он получит еще один поцелуй Домну, то не проиграет тебе. Говорит, что топор у него дрянной, с мечом было бы сподручнее. Говорит, что тебе шрамы будут к лицу и что он сделает их красиво и почти не больно. Может даже сейчас сделать.
Я смотрел на этого белокожего и белоголового мужчину, всего в собственной крови и слюне, избитого и поломанного, который говорил весь этот бред со счастливой улыбкой на лице, и не понимал, то ли он лишился ума, то ли никогда его и не имел вовсе.
— Спроси, а где же его шрамы.
Леофсун пересказал, и Бозуллин тут же стянул рваную рубаху, развязал веревку на штанах и оголился полностью. Правой рукой поднял беспомощную левую и медленно повернулся вокруг себя.
Отовсюду послышались охи и ругательства при виде его тела. Ниже шеи его кожа была испещрена шрамами, скорее всего, неглубокими, зато всякими-разными. Грудь была истыкана круглыми жженными шрамами, живот изрублен насечками, на спине шрамы были неровными и неаккуратными, зато на ногах будто выводился какой-то рисунок, только я не мог угадать, какой именно.
Полоумный бритт начал тыкать в себя пальцами и пояснять, Леофсун едва успевал говорить за ним.
— На груди он прижигал обугленными ветками: орешником — быстрее заживает, дубом — ровнее край выходит. Живот резал ножом, а на спине было неудобно, потому там некрасиво и неровно. Жалеет, что сразу не догадался делать правильный рисунок, лишь недавно понял, что мог бы сделать символ Домну на себе. Хочет найти человека, на котором бы и нарисовал нужное. Даже норд подойдет.
— Скажи, что подумаю о шрамах, если он излечится и сам перескажет свои речи на нашем языке.
Живодер заулыбался пуще прежнего, закивал и сразу же начал опрашивать Леофсуна, как сказать то или иное слово. У меня по спине озноб прокатился. Коли так пойдет, так он через седьмицу пристанет с ножом в зубах.
Альрик тем временем пояснял, что отныне бритты — под нашей рукой и жизнь их легкой не будет, но старых обид он тут не потерпит. Если кто не в силах жить с нордами и учиться у нордов, пусть тот уйдет вместе с Фарлеем. Если кто останется, то он не должен таить злобы. За попытку убить кого-то из наших — смерть сразу. Если же кто из наших обидит бритта, то пусть обиженный идет к Альрику, и тот рассудит по справедливости.
Уж не знаю, насколько ему поверили, но после увиденных боев никто из бриттов возражать не стал. Каждый из них знал, на что соглашался.
Глава 7
Фарлей Рыжий взял в напарники одного бритта и нашего Вепря и пошел по лесным убежищам, мы же взялись обучать новоприбывших. Живодер оказался крайне полезным в лечении всяческих ран, он умел и вывихи вправлять, и носы чинить, и раны шить, да и травы знал не хуже орсовой женщины. Поди, на себе и своих ранах набил руку. Меня от одного его вида передергивало, особенно когда он мерзенько улыбался, провожая взглядом, будто бы не мог дождаться повторного боя.
Впрочем, все старались держаться от Живодера подальше, даже бритты, что пришли вместе с ним. А ему было плевать. Каждый вечер он подходил к Леофсуну или кому-то еще, кто знает оба языка, и выпытывал новые слова, повторял их вслух по несколько раз, пытался складывать фразы. И всё поглядывал на меня.
Как-то Манвин снова затянул рассказ про богинь бриттов:
— Давным-давно, когда богиня Дану уже сложила мир из тела Ллуда и народила немало новых богов, посмотрела Домну из бездны и увидела прекрасную землю, полную высоких гор, полноводных рек, зеленых лесов, увидела множество зверей, которые хоть и напоминали фоморов, но были намного красивее. У них были гармоничные тела, внутри текла красная кровь, а сверху они были покрыты мягким мехом. Домну увидела птиц, каждое перо которых сплетено с любовью и вниманием. Домну увидела красоту дня и прелесть звездной ночи, почувствовала ароматы цветов и дыхание ветра, позавидовала она, захотела забрать себе эти земли. И из бездны на землю хлынули полчища фоморов, где были и твари, и детища Домну.
И случилась великая битва. Фоморов в этом бою погибло больше, чем звезд на небе, чем снежинок в длинную зимнюю ночь, чем волн во время бури, чем песчинок на морском берегу. Оставшиеся твари — это лишь крохи, уцелевшие после той битвы.
Еще до битвы богини поклялись, что более не ступят на земли друг друга, пока не иссякнут войска проигравшего до единого существа. Так что новой великой битвы не будет до тех пор, пока люди не убьют всех тварей до последней. Но с каждым убитым фомором близится конец века Дану, когда летом перестанут расцветать цветы, коровы не будут давать молока, женщины потеряют стыд, мужчины сделаются слабыми и дряхлыми, на деревьях не будет плодов, а в море не будет рыбы, старики будут давать глупые советы, законники — издавать несправедливые законы, воины — предавать друга, все люди сделаются ворами и лжецами, и на земле не останется ни чести, ни добродетели…
Живодер рассмеялся и заговорил на путаном бриттском. Манвин с каждым услышанным словом всё больше краснел, злился и тряс своей бороденкой.
— Что там? — спросил я у Рыси. А тот сидел, раскрыв рот, и не слышал меня. — Леофсун!
— А?
— Что говорит Живодер?
— Говорит, что Манвин знает о богах меньше, чем дерьмо, вываливающееся из задницы Живодера. Что это все сказки для детишек и таких пустобрехов, как Манвин. И бритты потому сидят по лесам, что поверили бестолковой Дану.
— А как на самом деле?
Живодер вскочил на стол и заговорил, активно помогая себе жестами.
— Дану и ее жалкий муж Ллуд — всего лишь порождения Домну. Побег из Бездны, смерть Ллуда, создание мира из его тела — дело рук великой Домну. Все, что ты видишь вокруг: небо, солнце, звери, птицы, твари, люди, — создано по воле Домну.
Леофсун едва успевал переводить пылкую речь Живодера.
— Сначала Домну просто спала, и не было ничего, кроме нее. Она спала и видела бесконечные сны, наполнявшие ее жизнь. Но однажды она увидела полчища сильнейших врагов, которые придут сюда, уничтожат мир и саму Домну. После этого она пробудилась, породила первых защитников — фоморов. Сначала они получались неказистыми, уродливыми и жестокими, но с каждым разом у нее получалось все лучше и лучше, пока наконец она не создала богов. Но даже тогда Домну понимала, что бесконечные орды фоморов не смогут остановить врагов. Тогда она собрала своих лучших детей и поведала им о своем сне. Один из ее сыновей по имени Ллуд сказал, что нужно создать границу между мирами, где поставить сильное войско, и вызвался помочь. Он добровольно отдал жизнь ради создания мира, а его жена сделала из его тела землю, небо и все остальное. Но люди, слепленные Дану, были слабы, они едва могли убить волка или медведя. Тогда Домну наделила людей частичкой божественной силы. Люди, ощутив огромную силу, сразу же возгордились, стали поносить Дану и даже Домну, решили, что они не хуже богов и забыли о своем предназначении. Разгневалась Домну, ударила оземь. Затряслась земля под ногами неблагодарных людей, вспенилось море, разверзлись небеса, и селения людей поглотил огонь, затопила морская вода, разрушили ураганы.
