Наши карлы тоже подобрали замену на вырост. Лишь Сварт вместо оружия взял броню: нашил на куртку пластины с шипами, выбрал крепкие железные наручи и рукавицы, у которых отрезал верхушку, а на ладонь и тыльную сторону приделал железки, чтоб рукой оружие отводить. Шлем потяжелее с кольчужной бармицей. Как по мне, получилось что-то несуразное: железа много, а оружия нет. Как драться-то?
Десять марок серебра Альрик взял браслетами и раздал нам, но не в дар, а на время. Мало ли как повернется дальше? Как бы не сложилось, хирд должен сохранить большую часть богатства.
Оддлейв не поскупился и на съестные припасы, одеяла и кое-какую утварь, а вот скотины не дал, так что нагрузились мы по самые уши и отправились в Сторборг.
Эгиль переживал, что мы не успели и Харальдовы войска вырезали драугров без нас. Не зря же мы с Тулле видели лопающиеся нити! Значит, было большое сражение. А если драугров поубивали, то он, Эгиль, может и не стать хускарлом в ближайшие дни. А ему страсть было как интересно, какой дар отхватит! И быть единственным карлом из старых ульверов тоже не нравилось. Перебьётся! Мне, может, не по душе, что второй по силе после Альрика — Булочка, а не я. Ничего же, терплю.
Сам Арвид не возил снедь и мясо в город посуху, продавал торговцам, пару раз в год заплывающим на кноррах в его земли, потому дороги в Сторборг, кроме Ум, не было. И мы уже в который раз шли лесами вдоль реки. Как же тяжко без корабля! Никогда мы столько не бегали, как в Бриттланде. Даже Видарссон научился правильно ходить, не ломая почем зря ветки.
К вечеру мы вышли на еле заметную дорогу и зашагали резвее.
Первым попалось на глаза странное семейство. Женщина тащила на спине ребенка, еще двое шли рядом, держась за юбку, позади мальчик возраста первой руны с легким копьецом. За ними, отставая на полсотни шагов, брела старуха, волокла на веревке упирающуюся козу, а на козе, вот умора, плотно набитые мешки. За старухой шли еще люди, усталые, заморенные, почерневшие от пыли и пота.
Женщина прошла мимо, не взглянув на нас. Парень с копьем завистливо оценил оружие. А вот старуха с козой, углядев приближающихся воинов, запричитала-заголосила:
— Идут… идут себе и не торопятся. Боятся ноги сбить. Мечи какие блестящие, шлемы крепкие, а душонки заячьи! И где же это вы были? К женкам бегали? А там люди добрые мрут от мертвяков проклятых, от убийц неупокоенных. Ишь, смотрят как. Будто и не ведают про ужасы несусветные. Внучок мой, внучок… И внучка осталась. И муж мой. Всех повырезали… всех… А дом был не чета другим, полна чаша. И скот, и рабы, и добра всякого. А теперь одна коза и осталась! У, идут… Идут и не спешат.
Мы прошли мимо, а она всё стояла и говорила, говорила, говорила.
Видать, поблизости драугры поместье разорили. Как только бабка спаслась? Может, тоже в сундуке пряталась? Вместе с козой и мешками. Потому внукам места и не нашлось.
Чем дальше, тем больше людей мы встречали. Разных людей. Шли вперемешку: и еле волочащие ноги бритты, и уставшие, но еще бодрые норды. Видели женщину, которая натянула на себя пяток платьев, навесила десятки бус и браслетов, а еду прихватить забыла. Мы протянули ей кусок сыра, так она набросилась на него со слезами. Много детей. Из мужчин шли только старики и увечные.
Спрашивали, откуда они, и чаще всего ответ был: Сторборг. Драугры как-то пересекли реку и навалились на город ночью. Альрик вызнавал больше, но эти несчастные мало что ведали. Говорили про ужасных мертвецов, про мечи, кровь, крики соседей. Отцы вышвыривали жен и детей на улицу и говорили им бежать. Бежать подальше. Многие гибли, не сделав и шага. Выбрались единицы. Они чудом прорвались через драугров, шедших с востока, немало мужчин полегло уже за пределами города.
Но они не знали ни где Харальд, ни вернулись ли хирды, посланные на тот берег, ни что произошло толком. Драугры, и всё.
И Альрик засомневался, а стоит ли идти в город? Если Сторборг сметен вчистую, наши скромные силы не помогут его отстоять. И как нам тогда уйти из Бриттланда?
Даже когда мы остановились на ночь, потоки людей не прекратились. Беглецы тащились из последних сил, уходя подальше от обреченного города. К нашему костру подсели две семьи, с которыми мы разделили трапезу. Женщины пересказывали Альрику свои злоключения, но мы не услышали ничего нового: драугры, крики, смерть, бегство, трупы соседей, хирдманы, сдерживающие мертвецов, дабы ушли их семьи. Разве что упомянули про пожары. Отбивались чем попало, хватались и за горящие поленья, лили масло из светильника, а может, и нарочно брались за огонь, некоторых мертвецов иначе и не возьмешь. А огонь — он ведь всё подряд жрёт. И заполыхали дома, взметнулись языки пламени над сенниками, взвыли человечьими голосами коровы и лошади. А ведь многие спрятали детей в сундуках да кладовках, откуда нет выхода. Так и сгорели, не сумев выбраться.
Погребение в огне хорошо, а смерть в огне?
Я задумчиво протянул руку к языкам пламени — тепло. Ближе — жарко. Еще ближе — кусает. Хочется отдернуть пальцы, но боль терпимая, не хуже, чем от узоров Живодера. Там я чуть зубы не сточил о деревяшку, чтоб не заорать.
— Больно? — тихо спросила девчушка из-за спины.
— Немного.
Убрал руку.
— Надо было в огонь, да я напугалась. Когда жжет — это больно.
Обернулся. Худая, как высушенная рыба, оборванная, хоть и протерла лицо, да пятна сажи полностью не отмылись, размазались по щёкам и лбу. Первая руна. Смотрит огромными сухими глазищами на костер, да как-то странно, словно насквозь.
— Зачем тебе в огонь?
— Не следовало мне, — бормотала она. — Была чистой, невинной, а теперича…
Я приподнял бровь. Неужто драугры и насильничать научились? Пока про это никто не сказывал.
— Ныне в душе моей тьма. Ныне зло я, — всхлипнула. — Никогда не буду звездочкой…
Что-то знакомое. Знакомое и жутко бесячее. Звездочка, тьма… Одна руна?
Подумал еще немного. Возраст у нее уже для женитьбы подходящий, значит, будь она нордкой, руну бы давно получила. Несмотря на старания лживого жреца, никто из нордов от первой жертвы не отказывается. Ну, или я таких не видел. Кто захочет, чтоб жена или дочь померла в родах? Таких дураков нет, и девочки резали коз вместе с мальчиками.
— Это чужой бог. На бриттландской земле у него нет силы, — скрипя мозгами, кое-как выговорил я на бриттском. Может, получилось и не совсем правильно, но хотел сказать я именно это.
Она дернулась, как кнутом ударенная.
— Ты… говоришь по-нашему? Не говори, что я … Иначе меня убьют.
Только что умереть хотела и вдруг передумала? Бабы...
— Неужто драугра зашибла?
— Не знаю. Когда полез, я кочергой махнула. И вот. Что же теперича будет?
Я пожал плечами. Почем мне знать? Зато знал Рысюк наш, подслушал часть разговора, подсел к девчонке и на ухо ей что-то зашептал. Вот и ладненько. Пусть он с бывшей рабыней объясняется, главное, чтоб с собой не потащил.
