– Ну да.
– Вы лжете. Не такая это новость, чтобы молотить вас о землю. Что еще?
Лена упрямо сжала губы и затем с презрением бросила:
– Больше ничего, господин Ибис! Из-за такой чепухи вы чуть не отправили меня на тот свет.
– Я вам не верю.
Она с силой толкнула его в грудь.
– Думайте, что вам угодно! – Лена помолчала, вздохнула с печалью: – Я говорю правду. – И снова прильнула к нему. – Элан, клянусь моей любовью к вам – это вся правда, какая есть.
– Тогда простите меня, ради Бога, – проговорил он покаянно. Выходит, и впрямь ополоумел? Черт знает что; позору не обобраться…
Писателька отстранилась, нервно оглянулась на дверь.
– Того и гляди, Борис ввалится; а он ревнив, как не знаю кто. Мишель вам про Майка еще не рассказывала? – спросила она, меняя тему.
– Нет. Но я и сам вижу, что с ним не все ладно.
Лена сокрушенно покачала головой.
– Они оба без вас с ума сходили.
Элан ждал продолжения, а внутри что-то сжалось в дурном предчувствии.
– И опять это вы виноваты. – Писателька улыбнулась. – Колдовство Светлого озера – оно похлеще Тамариной ворожбы. Вам доводилось петь свои соблазняющие песни при мужчинах? Нет? То-то и оно. А ведь на них тоже действует. Бедный Майк. За что вы его так? Приворожили. Он места себе не находил, когда вы исчезли. Смотреть было жалко…
Тигреро ощутил, как лицо кривится в гадливой гримасе. Без единого слова, он развернулся и вышел вон. Рехнулась девка. Совсем умом поехала на своих извращенских романах.
Он вошел к себе и с радостным удивлением обнаружил Мишель.
– Элан, – перебила она его восклицание, – у меня к вам просьба. Пожалуйста, поговорите с Майком. Ему очень плохо. Очень. – Версана умоляюще взяла Элана за руки. – Он в самом деле приходил ко мне спать – и каждую ночь стонал во сне, и… Это ужасно; я не знаю, что делать. Поговорите с ним. Я прошу вас!
– Хорошо, – сказал он. – Потолкую.
– Спасибо. – Она придвинулась и коснулась теплой щекой его шеи. – Спокойной ночи.
Дверь за Мишель закрылась.
– Ч-черт! – выругался он сквозь зубы. Только этого не доставало. Знал бы – ни в жизнь петь бы не стал. Никому, никогда, ни за что.
Элан покружил по комнате, прикидывая, с какой стороны взяться за деликатное дело. Так прямо к Майку не завалишь: недолго и в лоб огрести. С окольными разговорами тоже не подъедешь: не умеет тигреро ходить вокруг да около. По-хорошему, надо бы оставить все как есть, со временем оно само бы устаканилось – да с бесящимися Приютами морока. Они, сволочи, все переживания возвращают искаженным эхом… Ах, будь оно проклято, паскудство эдакое.
Стук в дверь.
– Входи.
В растрепанных чувствах, Элан уселся на край стола, обособившись таким образом от гостя. По крайней мере, тому не придет на ум подсаживаться рядом – столик непременно рухнет. Явился Майк: измученный, понурый. Тощий – на просвет видать.
– Располагайся, – пригласил тигреро.
– Слушай, Эл. – Версан повалился в кресло и хмуро уставился в пол. – Сил моих нет… Я ж понимаю: это из-за меня Приюты стервенеют. Сделай что-нибудь, а? Будь другом.
Элан поскреб скулу и осведомился:
– Чего ты хочешь?
– Да не могу я больше. Как ночь, она перед глазами стоит. Живую так не любил – а теперь… – у Майка перехватило горло. Он передохнул, поднял больные глаза: – Эл, ты ведь демон. Ты сможешь. Я хочу ее забыть.
Не повышая голоса, Элан замысловато выругался. Майк оторопел:
– Ты чего?
– Я не про тебя. Вот же с… – он проглотил новые слова, адресованные Лене. – Погоди; дай, соображу немного.
На кой ляд эта дрянь оговорила Майка? Как будто нарочно затеяла снова разозлить тигреро. Зачем ей это?
– Эл, мне надо ее забыть, – повторил Майк. – Иначе сдохну. Или все свихнемся на этих Приютах…
– Да выручу я тебя, не дергайся, – Элан принужденно усмехнулся. – Пойдем. На звезды поглядим, поколдуем.
Фонари на площадке были погашены. Элан с Майком устроились на бревнах у засыпающего костра. Посверкивали искры в головнях, кое-где розово светился пепел. Тигреро посмотрел на звезды, оглянулся на дом. В комнате Мишель темно, и погас свет у Лены. Элан снова глянул в небо. Звезды были далекие, равнодушные – и дела нет, что измотанный демон ищет у них вдохновения.
– Майк.
Версан повернул голову.
– Скажи: что Лена без меня поделывала?
– Роман строчила. Что ни привал, она за компьютер. Путевые заметки: кто, когда, где и как погиб. Будущий бестселлер, не иначе.
– Сука.
– Ага, – безразлично согласился Майк.
Тигреро помолчал, разглядывая угли, и задал новый вопрос:
– Почему Тамара упала в костер?
Майк не шелохнулся, но Элан ощутил, как ему больно.
– Не знаю, – вымолвил версан спустя несколько мгновений. – Не с чего ей было падать. Стояла в стороне, и вдруг ее как ветром понесло.
– Я про другое. Крокодава тоже толкнуло в овраг что-то невидимое. Но ты говорил, он был зол как черт. А Тамара?
– Она – нет. Нет, – повторил Майк уверенно. – Эл, ей-богу, не знаю. Может, запоздало отлились ее придирки? Всю дорогу цеплялась ко мне почем зря – вот и…
Если так, то следующей будет Лена, подумал Элан с ожесточением. Внутри натянулась тоненькая струнка – спящий демон проснулся. Дыхание участилось, сердце гулко стукнуло и припустило вскачь, где-то под ребрами начала расти знакомая пружина, наращивая стальные витки. Вот она стала сжиматься, набирая мощь. Майк хотел забыть Тамару – он ее забудет…
Толкнувшись ногами, Элан опрокинулся назад, перекатился через голову. Версан вскочил.
– Эл?!
Тигреро поднялся, шагнул обратно и повалился на бревно. Выговорил, задыхаясь:
– Я тебя чуть не убил.
– Чего? – Майк жестко взял его за подбородок. – Ну-ка, глянь на меня.
– Говорю, чуть не убил. Как Тамару.
– Черт бы тебя побрал. Еще и кувыркаться вздумал. – Майк уселся рядом, машинально пригладил волосы. – Напугал до одури.
Элана бросило в жар. Демон-недоучка, он не умеет толком управляться со своими способностями – а берется.
– Не буду колдовать, – объявил он.
– И не надо, – легко согласился версан. – Не то вовсе копыта отбросишь.
Элан провел ладонью по гладкому, теплому на ощупь бревну.
– Послушай, друг, меня все мучает вопрос… Максвелл передо мной целый час распинался, доказывал, что на Изабеллу должны лететь только счастливые люди. Я спросил у него: начнутся ли трагедии, если сюда попадут несчастные. Он изумился – дескать, такого ему в голову не приходило. Но изумление мог и разыграть. А у нас уже четыре смерти.
