– Насчет версана не надо, – вмешался Майк. – Он про версану толковал… Эй, какого черта? – спохватился он, ошеломленно уставился на писательку.
Она закатилась звонким смехом.
– У вас тоже был блондин со снайперской винтовкой? Вот видишь? – толкнула она в бок Бориса. – Не только нам одинаковое снится.
– Правда, что ли? – художник повернулся к Майку. – Ты тоже видел вооруженного бандита?
– Это не бандит, а мой друг… Да, видел! – заявил версан раздраженно. – Ну и что?
– Тони? – изумилась Мишель. – Вам всем снился Тони? А мне – Элан…
– А тебе что снилось? – подался Борис к тигреро.
– Отвяжись, – встрял Майк. – Эл не обязан тебе отчитываться.
Художник сердито выпрямился.
– Не ты ли расписывал, как демоны умеют подчинять своей воле версанов? Глянь-ка на себя.
– Заткнись.
– Да сам посуди: ты у Элана как верный пес. А сперва волком на него смотрел.
– Сказано: заткнись, – повторил Майк громче.
– Ребята, не заводитесь, – попросила Мишель.
Борис взялся за скудный завтрак, словно одолжение сделал.
Элан безо всякой охоты распечатал упаковку холодного мяса. Его собственные видения свободно разгуливают и посещают остальных? И что, если художник прав? Может, Элан и впрямь, сам того не желая, оседлал волю Майка? И Мишель. Говорила же она с ним сегодня ночью…
Расстроенный, он жевал казавшееся пресным мясо, запивая противно кислым соком. Мишель во сне назвала его любимым. Он не добивался ее привязанности, но в душе так хотел, чтобы версана его полюбила. Не принуждал ее, однако мечтал, надеялся – вот она и услышала, откликнулась. А с другой стороны, Мишель и сама могла его полюбить; почему бы нет?
– Ну вот что, – объявил Борис, расправившись с едой. – Вы как хотите, а с меня Элана довольно. Уж ты, тигреро, не обессудь, но мне рядом с тобой неуютно. Пошагаем-ка мы дальше без тебя.
– Ради Бога. – Элан порылся в рюкзаке, извлек листок бумаги и карандаш. – Пиши расписку, что отказываешься от услуг проводника и все последствия берешь на себя.
Борис черкнул пару строк и протянул бумагу с карандашом Лене:
– Пиши.
– Не буду. Я от Элана не отказываюсь.
Борис вытаращился на нее, не веря собственным ушам. Майк нагнул голову, пряча усмешку, Мишель вскинулась и села очень прямо.
Художник поднялся с земли и поставил на ноги писательку, оглядел ее, словно видел в первый раз.
– Как это понимать?
– Я остаюсь с тигреро, – пояснила она с невинным видом. – Я-то его не боюсь.
Майк звучно хлопнул себя по коленям и захохотал, Мишель закусила губу. Борис вспыхнул, повернулся к Элану.
– Твои штучки? Ты заставляешь?…
– Упаси Бог. Она сама.
– Сама, – подтвердила Лена, одарив Элана взглядом, от которого он передернулся всем телом. – Не возьму в толк, с чего ты взъелся на тигреро, и не одобряю.
Художник раздраженно сплюнул.
– Одобряй – не одобряй, но мы уходим. А эти, – кивнул на версанов, – пусть остаются. Коли по душе ходить на поводке у демона. Рабы!
– Полегче, – рыкнул Майк.
– Идем! – скомандовал Борис и подхватил две сумки – свою и писателькину.
– Положи мои вещи, – твердо заявила Лена. – Или остаешься, или уходишь один.
– Рехнулась! На черта ты ему нужна?
– Не груби! – оскорбилась писателька. – Даже если не нужна – я остаюсь с Эланом.
– Эй, народ, – вмешался Майк, – хорош колготиться. Борис, сядь и не мути воду – Эл тебе ничего худого не сделал.
– Как знаете, – отрезал художник, швырнул Ленину сумку наземь и в сердцах поддал ногой. – Счастливо оставаться. – Широко отмахивая свободной рукой, он зашагал по тропе к Двадцать Первому Приюту.
– Дурак, – помотал головой версан.
Потрясенная, Мишель глядела на писательку.
– Послушай, – начала она, сдерживаясь изо всех сил, – ты же с ним спала. Как ты можешь его оставить?
– Это он меня оставил, – возразила Лена. Она отвернулась от уходившего Бориса, задумчиво потеребила золотые косы. И подсела к Майку. – Можно, я тут посижу?
Версан покосился на нее; писателька мило улыбнулась.
– Помните, вы смеялись, читая мой роман? Может быть, дадите консультацию, раз там что-то не так?
Мишель ахнула.
– Так что же? – склонив голову, Лена сбоку заглянула Майку в лицо. – Я в долгу не останусь.
– Видите ли, девушка, не в моих привычках хватать себе чужие подстилки. Брезглив… А ну давай за ним! – рявкнул Майк так, что писателька вздрогнула. – Марш!
– И не подумаю, – отозвалась она с видом оскорбленной невинности. – Борис меня бросил? Бросил.
– Надеешься, после него я подберу?
– Ну… – Лена не огорчилась. – Была бы честь предложена.
Майк отвернулся, пылая негодованием. Впрочем, чувства были наиграны – плечи его затряслись от беззвучного хохота. Возмущенная Мишель начала бросать в мешок пустые упаковки и банки.
Элан обхватил руками колени, наблюдая за Леной. Уже второй раз она прилюдно объявляет о своей лояльности тигреро и нежелании его покидать. Что это – любовь? Едва ли. Скорей, нечто сродни тому любопытству, которое поначалу приковало Слетка к демону Гайде. Сознавая, что после гибели литагента некому сбывать издателям ее эротическую чушь, Лена стремится выжать максимум возможного из своих приключений на планете-убийце. А в компании демона приключения окажутся куда более захватывающи, чем подле художника от слова «худо».
Но зачем она ищет драки с версанами? Чтобы подтолкнуть их к гибели? Дабы роман читался веселее?
– Лена, – Элан поднялся на ноги, – хочу вас предупредить. Майк не шутил, утверждая, что демоны способны подчинять себе чужую волю. И если не прекратите цепляться к нему и Мишель, я заставлю вас вести себя прилично. И уж тогда не взыщите – если я здесь погибну, вы меня не переживете.
Писателька съежилась, но ответила довольно твердо:
– А Майк? Вы уже подчинили его себе. Хотя бы на Приюте, где погибла Тамара, а он прибежал спасать меня от вас.
– Версаны лучше других умеют сопротивляться демонам. Лена, я вам все сказал; берегитесь.
Рядом с ним, плечом к плечу, встала Мишель; тигреро услышал ее быстрое дыхание.
– Элан, – начала она, – я не позволю ей…
– Пойдемте, – перебил он, положил руку Мишель на пояс.
Версана повиновалась. Он провел ее по тропе – так, чтобы слова не долетали до бивака – и остановился. Она уткнулась лбом ему в плечо.
