– Украл. Кучу денег; можно было с Энглеланда улететь. Но совестно стало. Как, думаю, удирать? Я сквайру был нужен. Он со мной душой отдыхал. И Лайна… Я к ней привязался. Девочке одной совсем бы худо было. Так и не удрал, пожалел обоих. Деньги на место положил.
Я взъерошил ему волосы; Том поежился.
Бедная Лайна. Как там она одна с матерью? Если мы не вернемся на Энглеланд, ее выдадут замуж, чтоб приумножить семейную казну. Ее так и так выдадут, пришла следующая мысль. Сквайр ее не защитит, Том в поместье больше ни ногой, я на ней не женюсь.
– Борт «Испаньола»-01, ответьте «Испаньоле», – сказал передатчик голосом планет-стрелка.
– Борт 01 слушает, – ответил я Грею.
– Джим?
– Я.
– Что там у вас? Никого не дозваться.
Я объяснил ситуацию. Планет-стрелок выругался и спросил, может ли Том отпустить меня в салон к нашим risky fellows. Лисовин сказал, что я волен катиться, куда хочу.
– Проверь, живы ли, – велел Грей; слышно было, что он сильно встревожен.
Я прошел в салон. «Бывший навигатор» спал, Мэй тоже. Жесткое лицо Джона Сильвера смягчилось и стало удивительно юным; большой, сильный Мэй выглядел беззащитным, словно тяжело раненный кургуар. Мистер Смоллет на первый взгляд показался мне мертвым; я долго не мог нащупать у него пульс. Нащупал-таки. Слава богу. Я проверил Рейнборо и испугался. Холодный. Дышит? Не дышит? Пульса нет. Сердца не слыхать. Кома? Диагностер бы мне. Я посмотрел на свалку снаряжения в конце салона. Разве тут что-нибудь сыщешь?
Я вернулся в кабину, доложился планет-стрелку. Лисовин вздрогнул, когда услышал про Рейнборо. Мерзкие черные клочья заплясали и ринулись к Тому, облепили голову и плечи, легли на глаза. Я провел рукой по его маске, но клочья не ушли. Внизу смутно виднелись то ли провалы в земле, то ли холмы. Не угробиться бы.
Планет-стрелок несколько секунд размышлял. Принял решение.
– Я объявлю на борту, что все погибли. Когда спросят, скажете: да, мертвы. Ребята взвоют, и может быть, эта дрянь перекинется на «Испаньолу». Если захочет.
– Нет, – глухо сказал Том; вцепившиеся в пульт руки напомнили мне руки каменных статуй в заброшенном городе.
– Борт 01, подтвердите приказ.
Лисовин подтвердил. Его била нехорошая дрожь, и налипшие на лицо черные клочья густели. Я обнял Тома за шею, но это не помогло, лишь его страх начал передаваться мне. У глаз закружились черные завитки.
С минуту передатчик молчал. Ума не приложу, как мы эту минуту продержались. Я едва различал огоньки на пульте, нарисованные цифры на бумажках расплывались, а что говорили табло, я и вовсе не видел: одни мерклые желтые пятна. Оставалось молиться, чтобы у ослепшего лисовина не дрогнули руки, да не выросла бы у нас на пути какая-нибудь скала.
– Нельзя говорить, что погибли, – прошептал Том.
На Энглеланде есть примета: если объявить живого человека мертвым и люди поверят, он может взаправду умереть. Я раньше в приметы не верил.
В кабине раздался голос Криса Делла:
– Том, Джим! Что там у вас?
Лисовин молчал, и отвечать пришлось мне:
– Ребята погибли.
– Что ты несешь?!
– Погибли, – повторил я, ведь мы получили приказ планет-стрелка.
А приметы на Энглеланде дурацкие.
– Все? – переспросил второй помощник, разом охрипнув. – И Алекс?
– Да.
– А Рей?
– Тоже.
– И Мэй? И твой Сильвер?
– И они… И Хэндс.
– Ты с диагностером смотрел?
Крис Делл надеялся на мою ошибку, на мою глупость, на чудо. Он не завоет от горя, пока не увидит трупы.
– Что показал диагностер? – потребовал он.
Я не успел придумать, что солгать. Лисовин дернулся у меня в руках и заплакал навзрыд.
– Крис! Мистер Смоллет… – разобрал я сквозь плач. И еще разглядел, что руки с пульта управления он не снял.
Делл что-то прошептал на RF-языке. Сухо, без единой слезы, рыдал Том; вокруг клубились черные клочья, сливаясь в сплошное облако. «Вмажемся в скалу, – подумал я. – Сейчас вмажемся». Сил не было бороться с этой мыслью.
– Том, подымаемся. Быстрей.
Лисовин мгновенно утих; глайдер задрал нос и пошел вверх. Меня отбросило к задней стенке кабины, а сквозь стекло на нас хлынуло черное небо. Оно давило, пыталось прижать обратно к земле, не пускало вверх. У Тома вырвался стон; глайдер продолжал набирать высоту.
– Джим, – позвал с «Испаньолы» Крис Делл, – в самом деле? Алекс мертв?
– Да…
– И Рей?
– Крис, черт возьми! – закричал я, сам себя едва слыша. – Все мертвы! Слышите?! Все!
Никогда прежде со мной не случалось истерик.
Делл наконец поверил. Его боль услышали и сочли привлекательной, а про нас позабыли: хмарь разжидилась, черные клочья соскользнули у Тома с лица, поплыли к стеклу и растаяли. На всех табло отчетливо светились цифры, ясно горели огоньки индикации. Внизу проносился поросший фиолетовым кустарником склон горы. Кусты едва не обметали брюхо нашей машины.
– Ох! – разглядев, что творится снаружи, Том взял еще круче вверх.
В лобовое стекло теперь смотрело синее искрящееся небо. Мы неслись в эту чистую, играющую искрами синеву – живые, спасенные поверившим в нашу ложь вторым помощником. Освобожденные чужим горем. Крис, спасибо. И простите нас…
– Борт 01, как вы? – заговорил планет-стрелок.
– Все хорошо, – отозвался лисовин, опуская задранный нос глайдера. – А у вас как дела?
– Явились, гады. Собрались, как в театре. Упиваются.
Меня что-то кольнуло.
– Какие они? – спросил я, пытаясь сообразить, что меня насторожило.
– Дыры в небе, – объяснил Грей. – Чернота, а из нее хлещет невидимая гадость. Датчики излучений не фиксируют, но сам чувствуешь.
– Сколько их?
– Три. – Он перевел дыхание; видимо, соседство с небесной гадостью давалось тяжело. – Джим, попробуй растолкать мистера Смоллета. Пусть поглядит, что с Рейнборо. До связи.
Меня осенило: «Собрались, как в театре», – сказал Грей. И мистер Смоллет недавно говорил: «Экипажи Флинта… Театр!» О ком горевали экипажи проклятого Беном Ганом капитана?
Я шагнул в салон, и все размышления вмиг вылетели из головы. Капитан Смоллет вытянулся между кресел, у ног навалившегося на подлокотник, сломавшегося в поясе Рейнборо. Пепельное лицо капитана было повернуто ко мне; руки лежали на ботинках пилота, словно мистер Смоллет задумал обтереть с них пыль, но не успел и умер.
Я кинулся к «бывшему навигатору».
