Лисовин поднялся и, стараясь поменьше хрустеть тростником, подкрался к капитану. Хотел было положить ладонь на плечо.
– Уйди, – осадил его мистер Смоллет.
Том отдернул руку, а Бен Ган холодно уставился на обоих.
– Откуда – вы – знаете – подробности? – раздельно повторил мистер Смоллет.
– Это не знание, а выводы из реальных фактов, – отрезал «бывший навигатор».
Бен Ган пригубил тоник. Он экономил драгоценную жидкость и цедил по капле.
– А мой приятель – Джон Сильвер с «Одиссея» – что с ним сталось? Его забрали в обратном рейсе или взорвали?
– Твой приятель уцелел.
– Во гад! Как ухитрился?
– Чистиль… – Хэндс пнул его, и Сильвер осекся, – в рейсе им пренебрегли, а на борт перед взрывом он не явился.
– Что так?
– Жена умная оказалась. Не пустила.
– Ты шутишь?
– Нет, – сказал Хэндс. – Насколько я знаю Юну-Вэл, она могла.
Бен Ган задумчиво поглядел на обоих.
– Мир тесен… Я тоже знаю Юну-Вэл. Она черта удержит, когда ему надо на борт. Не баба, а землетрясение.
«Бывший навигатор» подавил усмешку, принимая комплимент.
– Чепуха, – заявил лисовин. – Если некто замыслил уничтожить свидетелей и извести экипаж «Одиссея», ничего не стоило кокнуть улизнувшего от смерти навигатора. Потом. Верно, Джон? – у него лукаво блеснули глаза.
Бен Ган покривился. Лисовин его чем-то сильно раздражал.
– За ним охотились, – возразил Сильвер. – Но навигатор с супругой укрылись на «Илайне»; а после катастрофы он сошел с ума и стал не опасен.
– Думаешь? – усомнился Мэй, усиленно переваривавший массу новых неожиданных сведений. – Так-таки не опасен?
– Его допрашивали… – По-моему, Юна-Вэл чуть не ляпнула «при мне», но вовремя спохватилась. – Допрашивали долго и жестко. Он не помнил… в смысле, не желал помнить ни Остров Сокровищ, ни Бена Гана. Поэтому его не стали убивать. Гуманисты, – добавила она с издевкой.
Мистер Смоллет рассматривал «бывшего навигатора», как будто пытался взглядом проникнуть под биопласт. Он догадывается, что перед ним Юна-Вэл? Скорей всего. Надеюсь, беды от этого уже не будет.
– Бен, как тебе повезло остаться здесь? – спросил Рейнборо.
Он сидел рядом с доктором Ливси; доктор то и дело заботливо прикладывал ладонь к сердцу пилота.
– Низкий поклон Джону Сильверу. – Бен Ган постучал краем банки по черным от пепла зубам. – Мы припозднились, и время поджимало. «Одиссей» готовился стартовать, а мы с Сильвером в Белых Скалах ковырялись. Там местные берут материал для скульптур, – пояснил он с недоброй усмешкой.
– Мы их видели, – заметил Хэндс.
– Помнишь разломы рядом? – повернулся к нему правитель города.
Хэндс кивнул.
– Глубокие как сволочь, – продолжал Бен Ган. – А мы опаздывали, и ну к глайдеру бегом. Меня и угораздило в разлом свалиться. Сильвер по эрэфке вызывает: «Как ты?» Я ему: «Спасибо, хреново». Копчик себе отбил и башку. «Веревку, – прошу, – кидай». Нам торопиться надо, корабль ждать не будет. Ладно. Он веревку кинул. Я за ремень зацепил, командую: «Поехали!» Он тянет, я ползу. По белому камню, из которого миллионы скульптур можно наваять, дай Чистильщикам волю. И вдруг чертов ремень расстегнулся. Шарк – и из штанов выскользнул, а я кувырк вниз. На совесть приложился. Лежу, смотрю в небо. Синее, с переплясами искр, а к нему белые стены разлома тянутся – высоко-высоко. Сильвер опять вызывает: «Как ты?» Я ему: «Еще хреновей. Давай все сызнова». На часы гляжу – мама родная! Чутка проваландаемся – и точно домой не успеть. «Джон, – кричу, – спускай веревку». Он мне по эрэфке: «Ты корабль вызывал?» На кой ляд корабль? Он не поможет. «Нет, – отвечаю, – на борту не в курсах». Сказал – и понял, что зря. Потому что на границе белого и синего является друг мой Сильвер. А в руке у него не веревка – станнер. – Бен Ган усмехнулся и повел рукой, в которой держал банку с тоником. Осторожно повел, боясь расплескать. – Меня вырубил – и в глайдер. Так и успел на борт, подлюган… Уму нерастяжимо: все ему нипочем. И Чистильщики побрезговали, и от взрыва женулька уберегла.
– А как ты выбрался? – спросил Мэй.
– Там черта выберешься. Местные пришли за камнем – они и вытянули. – Бен Ган поморщился и запил неприятное воспоминание большим глотком тоника.
– Ты знал это? – спросил Хэндс у Сильвера.
– Нет.
Разумеется, Юне-Вэл муж не признался.
– И что ты стал делать дальше? – поинтересовался Рейнборо у Бена Гана.
– Жить, – вздохнул правитель города. – Перво-наперво двинул туда, где «Одиссей» стоял. Долго шел… В джунглях всегда найдется, что похавать. Вопрос питания отменно продуман; пепла – завались. На плато меня глайдер ждал. В нем снаряжение, оружие, еда. Я, по идее, был покойник, а ребята надеялись, что доберусь и отыщу это добро. Жаль их… – Бен Ган помолчал, цедя тоник. – Видели на плато мои письма?
– Любовались, – подтвердил Мэй. – Чесали репу: куда нас зовут? То ли в Рим, то ли ром пить.
– Плато проклятущее ум отшибает. Я там долго вошкался, камни возил, раскладывал, имена царапал. Крыша-то и поехала. Быстрей, чем я закончил. Иначе другое б написал, вроде «Люди, уносите ноги сразу». И объяснил бы про Чистильщиков. Хотя они, наверное, меня под контролем держали… придерживали, чтоб не зарывался. В общем, простите – невнятен я был.
– Прощаю, – серьезно сказал Рейнборо.
– Прощаю, – шепнул мистер Смоллет, которому опять стало худо. Лисовин положил ладонь ему на плечо, и капитан его не погнал.
Бен Ган прищурился.
– Так это правда – что на вашем лисовине накарябано? Он и впрямь юнга?
– Да, – подтвердил Том среди повисшего молчания и невольно коснулся лица с выжженным иероглифом. – Ну и что с того?
– Помолчал бы! – свирепо обрушился на Бена Гана Сильвер. – Мало ли, какая сволочь чего накарябает.
– Да я молчу, – отозвался правитель города с усмешкой.
– Тебе говорили, – напомнил Тому Рейнборо, – что летать с юнгой – позор для RF-капитана. Ты все равно Алексу навязался. А теперь ему оправдываться на каждом углу.
Лисовин огорчился.
– Это сквайр перщику разболтал. А тот и рад издеваться. Мистер Смоллет, я не хотел вас подводить. Я же тогда не знал… И вообще меня взяли без оплаты, – добавил он, обращаясь к Бену Гану.
Тот недоверчиво поднял брови.
– Довольно, – рассердился наш капитан. – Вернемся на корабль – сделаем Тому новую маску. Шрамов не будет видно.
А ведь на лисовине – два иероглифа – разных. Один означает «юнга». А второй что значит?
– Кстати, Александр, нам не пора? – озабоченно спросил доктор Ливси.
