Недалеко от костра лежали большие камни – светлые, с вкраплениями блестящей породы; под луной они походили на ледяные глыбы. На этих камнях устроилась Светлана. Ее седые волосы в лунном свете были снежно-белые, очень красивые, особенно со вплетенными в них цветами. Светлана тихонько пела.
Нет, не Светлана – СерИвка. Кажется, она пыталась петь магическую песню любви, но получалось из рук вон плохо. Слабенький голос измученной болезнью женщины не был способен передать СерИвскую магию, и песня не забирала власть ни над Мстиславом, ни над Дэссом.
К счастью, мрачно думал телохранитель. Черт знает, что могли бы учудить два завороженных СерИвкой самца.
Вообще-то у СерИвов не положено петь для двоих мужчин сразу. Вон бедняга Дэсс ежится. Разве она не видит, как ему тошно?
Да как вообще посмела рот открыть? Воображает, будто Мстислав не распознает СерИвские песни? Или ей уж так не терпится подчинить себе человека, что всякий ум отшибло?
Над черной, с лунными переливами, рекой звучал нетвердый голос – то ровный, то жалко дрожащий, готовый сорваться. И вдруг донеслось что-то еще. Тут же с плеском шлепнулся в воду какой-то зверек, тревожно заклекотала ночная птица.
Мстислав поднялся на ноги, вслушиваясь в ночь. Дэсс тоже встал.
– Света, пожалуйста, замолчи, – попросил телохранитель. Он упорно звал жену Светой – и в первую половину дня, когда она в самом деле была Светланой, и к ночи, когда неудержимо прорвалось сознание СерИвки-захватчицы.
Она смолкла, отбросила за плечо волосы со вплетенными цветами. Спросила с обидой:
– Тебе не нравится?
– Я прошу: помолчи.
Из темноты вновь прилетел настороживший Мстислава звук: низкий рев, который через пару мгновений оборвался. И сразу же повторился опять.
Вдалеке застучали копытца пустившихся наутек местных косуль.
– Пещерная разрывала, – вполголоса промолвил Дэсс и передернулся. – Она приходит со склонов дальних гор… То есть, прямо с этих.
Остроконечные снежные шапки будто парили в ночном небе, облитые светом холодной луны.
– Их две, – добавил княжич, когда снова раздался краткий взрык и, словно эхо, второй. – Гонят дичь.
Светлана соскользнула с камня:
– Скорей! В глайдере они нас не тронут.
– Они нас и так не тронут, – Мстислав надел очки для ночного видения и снял с плеча лучемет.
Светлана оцепенела. Нет: это СерИвка замерла, не дыша. Она приходила в ужас всякий раз, стоило Мстиславу коснуться лучемета или парализатора. Боялась, как бы ее не убили за то, что поселилась в человеческом теле. Дура: ее можно прикончить, только убив Светлану.
Новый взрык. И сразу за ним – второй.
Ближе.
Еще ближе.
Светлана – СерИвка – охнула. Ей ли не знать, как опасны пещерные разрывалы.
– Иди в глайдер, – велел Мстислав, и она подчинилась.
Как есть СерИвка. Светлана бы не ушла так сразу; да она бы и не боялась.
– По-моему, мчат по берегу, – заметил телохранитель. – Прямиком сюда.
– Не понимаю, кого они гонят, – признался княжич. – Слишком долго бегут. Разрывала любую добычу настигает гораздо быстрей.
Мстислав вспрыгнул на камень, чтобы дальше видеть, поднял свой лучемет.
Над рекой пронесся вопль – отчаянный крик высокого чистого тона. Какая местная дичь так кричит перед смертью? Он мысленно перебрал здешних быстроногих зверей. Непонятно.
Из темноты снова пришел рокочущий рев – и за ним второй, как отголосок, пожиже.
– Гонят, – изумленно выдохнул Дэсс.
Новый крик жертвы, в котором смешались ужас и боль. Одного удара лапой разрывале довольно, чтобы переломить хребет зверю, СерИву или человеку. А если лапа промахнется по хребту, то страшные когти располосуют шкуру до костей, и дичь мгновенно ослабеет от потери крови.
– Все еще гонят! – поразился Дэсс, опять услышав рев разъяренного хищника. – Так не бывает.
– А ну в глайдер, – приказал Мстислав. Любая странность может обернуться опасностью.
Спрыгнув с камня, он схватил княжича за руку и увлек к машине под скалой. Открыл дверцу:
– Забирайся.
Долетел третий рыдающий крик – словно мольба о помощи.
Взревела атакующая разрывала.
Княжич с силой толкнул телохранителя, опрокинул его на сидение глайдера и захлопнул дверцу. Мстислав в душе не возражал; иначе бы не опрокинулся.
Светлана – нет, чужачка – прильнула к нему. Снаружи донеслась приглушенная корпусом глайдера, ослабленная, безвредная Кеннивуата-ра. Низкое ровное гудение, способное убить зверя, человека или вселившегося в человеческое тело СерИва. Счастье, что корпус машины экранирует эту смерть.
Кеннивуата-ра взмыла в небо, обрушилась на землю, затопила собою ночь. Остановила все, что было способно двигаться, кроме текучей воды.
Наученный опытом, Дэсс пел недолго. Затем открыл дверцу глайдера:
– Слав?
Телохранитель отстранил перепуганную СерИвку и выскользнул наружу, вручил Дэссу ночные очки:
– Сколько раз говорил: носить с собой.
– Да не люблю я их. Мир становится мертвый.
Мстислав зашагал по берегу. Дэссу надлежало держаться в пятнадцати шагах позади; только при этом условии ему дозволялось ходить в разведку. Покладистый Дэсс выждал, когда Мстислав пройдет эти самые пятнадцать шагов, и двинулся следом.
А ведь он прав, СерИвская душа. Река с торчащими из воды ветками топляка, прибрежные кусты, заросли цветов под ногами, громада скалы по левую руку – все это, хоть и виделось сквозь очки очень ясно, казалось совершенно безжизненным.
Впереди, на краю каменистой проплешины, завиднелись три светлых сгустка. Две разрывалы и быстроногая дичь. Один хищник лежал, растянувшись во всю длину, прижав лапой настигнутую добычу. Видно, достал в прыжке свою жертву – и рухнул, сраженный магической песней. Вторая разрывала собралась в ком, подобрав под себя лапы: готовилась к последнему прыжку, но не успела, завалилась на бок. Тот, за кем они гнались, был непонятный. Мстислав хорошо различал переплетенные четыре ноги. И больше ничего – ни головы, ни тела. Зато ноги были длинные-предлинные; неспроста их обладатель мог померяться в беге с разрывалами.
Телохранитель замедлил шаги, бросил Дэссу:
– Стой. – Проверил: княжич послушно замер на месте. – Как тебе зверушки?
– Огромные…
– Для СерИва – огромные. А для человека – так себе. – Мстислав осторожно приблизился к светлым сгусткам. – Они ростом с нас с тобой, не больше. Но когтищи знатные, – добавил он уважительно, рассматривая поверженных хищников. – Черт! – он отпрыгнул: у разрывалы дернулась лапа.
