Я поднялся на ноги. В глазах темно, тошнит. Пришлось опереться о стену.
Почему я не разглядел того, кто их убил? Ведь я был в доме, видел его тогда – почему память бросила мне самые страшные образы, но скрыла убийцу? Он был большой, сильный – орудовал тяжеленным светильником, будто палкой. Зачем тетка меня пожалела, не позволив восстановить память? Я хочу знать.
Начнем сначала. Я уселся на корточках у стены, сосредоточился. Вот я – маленький, в родительской спальне. Что делаю? Озорую, наверное. Вот, вот оно – возвращается, накатывает. Я – маленький. Шкодливый бесенок, тайком пробрался и… Распахивается дверь, вбегает кто-то огромный, страшный… А-а-а! Удар, боль и темнота.
Я очнулся на полу. Во рту поганый вкус, в горле стоит тошнотный ком. Лица убийцы я не рассмотрел.
Отдышался, отер со лба холодный пот. Ну что ж, попробуем еще раз. Я – маленький. Озорую, пытаюсь отыскать сокровища в запретном шкафу. Только бы меня не застукали. Мать ух как всыплет – она строгая. Ой, попался! Дверь грохнула, распахнувшись, и в комнату кто-то ворвался – чужой, громадный, жуткий. Вижу вытаращенные глаза, разинутый рот…
Р-р-р, вз-зз-зз… Что такое?! Проскрежетали по нервам поднявшиеся ставни, распахнулась дверь – и ввалился кто-то чужой, огромный…
– У-убью!! – заорал я, хватаясь за столик с зеркалом и запуская его в пришельца.
Нет: я сперва заорал, а уж после схватился. Что мужика и спасло – он метнулся назад, а столик врезался в дверную коробку и рухнул вниз, брызнуло осколками зеркало.
Грохот привел меня в чувство. Я поднялся на ноги.
– Какого черта?
– Это ты какого? – Юлькин секьюрити с опаской выглянул и затем явился на пороге. Попинал раскуроченный столик, протянул с уважением: – Силен, бродяга.
За его спиной показался второй телохранитель.
– Чего тут? Кто резвится?
– Мальчики! Что там такое? – Это уже Юлька, откуда-то издалека. – Эй, разойдитесь. – Она растолкала парней, возникла в дверном проеме. – Господи! – всплеснула руками. – Лен, я не хочу прямо сказать, что вы спятили, но где-то около того.
– Я делом занимался. А вы толпой ввалились и все испортили. Я пытался вспомнить убийцу, и почти удалось. Зачем за мной шпионите?
– Я обещала тете Марион присмотреть, – объяснила Юлька. – Чтобы с вами ничего не случилось.
– Присмотрели? Тогда – все на выход.
– Давайте я ему в лоб дам, – с глухой тоской предложил секьюрити. – Сил моих нет!
Вообще-то выдержка у парней железная: я до сих пор не ощущал, чтобы они заводились и жаждали моей крови.
Юлька посторонилась – не дай Бог ее задену. Как от чумного шарахнулась, честное слово.
Я выпроводил всю компанию за порог, опустил ставни и закрыл дом. Надо будет через день-другой вернуться и попытаться еще раз. Должен же я в конце концов разглядеть убийцу. Вдруг он и впрямь окажется промелькнувшей звездой?
Мы расселись по машинам; Юлька с телохранителями залезла в «корону». Хрюндель мирно спал – маленький черный клубок. Я развернулся на площадке и только собрался нырнуть в аллею, как «корона» загудела и мигнула огнями. Пришлось остановиться.
Юлька выскочила из машины и направилась ко мне. Вылезать я не стал, но открыл для нее дверцу и убрал с сидения котенка. Она уселась, нервно поправила волосы.
– Поехали? – спросил я.
– Нет. Послушайте, Лен, с вами так нехорошо вышло…
– Почему же? Все правильно. Как еще обходиться с беглым зэком и опасным экстрасенсом?
– Перестаньте, ради Бога. Лен, я… – она осеклась.
– Хотите похлопотать за Германа? Чтоб я согласился лететь на Изабеллу?
– Да нет же! Говорят вам, Герман не просил. Ну, невозможно с вами… Лен, – Юлька нервно крутила перстень с печаткой, – я… ну, чувствую себя виноватой. – Она стиснула пальцы и повернулась ко мне. – Простите.
Я был тронут.
– Не знаю за что, но прощаю. Считайте, что я почтительно склонился и благоговейно поцеловал вам руку.
– Смеетесь, – горько упрекнула Юлька.
– Поверьте, нет.
Она вернулась в свою машину. «Корона» рванула с места и умчалась по аллее; когда я выехал на шоссе, мобиль с бронзовым отливом был уже далеко.
Через службу информации я выяснил адрес шерифа Пятого округа и поехал навестить хворого Кристи. Он жил далеко от тетушки Марион, на другом конце Летного; добравшись до места, я узнал, что Кристи в больнице.
Двинул туда.
– Ой, а я вас помню! – обрадовалась славная женщина-регистратор, не успел я рта раскрыть. – Мы с вами ехали.
И правда – одна из добрых душ, кто подбирал меня на шоссе. Фелиция – не то вспомнил, не то угадал я имя и спросил:
– Как ваши дела?
– Ой, замечательно! Мужу дали повышение.
– В ваших словах звучит гордость, которая заставляет предположить…
– …что это полностью моя заслуга, – подхватила Фелиция со смехом. – Когда бывало, чтобы мужья продвигались по службе без помощи жен? Вы можете припомнить такие времена?
– Не могу, – честно признал я.
Сердце взыграло. Фелиция ликовала из-за служебных успехов супруга, а вовсе не от того, что на глаза явился искушенный соблазнитель Лен Техада. Значит, чары на нее не подействовали и Юлька зря на меня бочку катит. Но, может, я ее не целовал? Не помню.
– Фелиция, скажите, – я облокотился на стойку, изобразив задумчивость и кротость, – объясните мне такую вещь. Я человек приезжий и не знаю здешних нравов. Запечатлев поцелуй на вашей прелестной щечке, я допустил непростительную вольность?
Несколько мгновений она переваривала сказанное, затем прыснула.
– Ой, мужу стенки донесут – а он ревнивый! Вольность, конечно, но простительная. Можете повторить, – плутовски блестя глазами, она потянулась ко мне и подставила щеку.
– Не стоит – мужу стенки донесут. – Юлька до того меня застращала, что я не посмел даже в шутку прикоснуться к Фелиции. Выйдет какая-нибудь неприятность, как с лунной Ольгой, а я потом мучайся угрызениями совести. – У вас тут лежит мой родственник – Кристофер Доу. Как его состояние?
Она обратилась к пульту с монитором.
– Кристофер Доу… Ага, вот он. Состояние средней тяжести.
– Его можно повидать?
– У вас дело?
– Важное.
– Тогда не стоит. Ему нельзя волноваться.
– Я хочу поговорить с врачом.
– Это пожалуйста. Поднимитесь вон по той лесенке, и прямо. Двести четвертый кабинет.
Лечащего врача на месте не оказалось, зато я отыскал дежурную сестру, с великим трудом ее уломал, и меня допустили в палату.
