Юлий поморщился, но по плитам уже стучали шаги его офицеров. Для Сервилии времени не оставалось.
– Если бы даже меня было двое, мы бы не успели сделать все, что я должен.
– Если бы вас было двое – вы бы друг друга поубивали, – отпарировала Сервилия, и в комнату вошел Домиций.
Как обычно, увидев Сервилию, он засиял, и она, прежде чем попрощаться, ответила ему сердечной улыбкой. Через секунду в комнате остался только аромат ее благовоний, а Юлий занялся приемом гостей и требовал еды и вина.
У себя дома Сервилия немного успокоилась. Тихие шаги слуг почти не прерывали ее мыслей.
– Госпожа! Пришел человек, которого ты звала, – объявила рабыня.
Сервилия поднялась с кушетки, в тишине нежно зазвенели ее золотые браслеты. Рабыня немедленно исчезла, и Сервилия с интересом разглядывала своего гостя. Одежда на нем небогатая, но, если нужно, он может изобразить из себя самого состоятельного римлянина.
– У меня есть для тебя поручение, Белас, – начала она.
Гость поклонился, показывая лысину на макушке. Сервилия помнила времена, когда этот человек носил золотые кудри до плеч. Время никого не щадит – так обидно!
– Мне еще три дня играть Диониса, – сразу сообщил он. – Те, кто понимает в театре, считают мою игру совершенной. А потом я к твоим услугам.
Сервилия улыбнулась и, к своему удовольствию, поняла, что Белас по-прежнему к ней неравнодушен. Быть может, он смотрит на нее глазами памяти и видит ту, прежнюю. Он всегда ее обожал.
– Дело нетрудное, Белас, но придется ненадолго уехать из города.
– Уехать? Не люблю деревню. Разве тамошний грубый народ в состоянии оценить прекрасные пьесы Еврипида? Почти двадцать лет я не покидал Рима, да и с какой стати? Здесь весь мир, и здесь живут люди, приходящие на каждое представление, где у Беласа есть роль – пусть даже самая маленькая.
Сервилию не смешило его тщеславие. Этот непризнанный гений был человеком находчивым и добросовестным и до сих пор ее не подводил.
– Это и не деревня, Белас. Я прошу тебя понаблюдать за одним поместьем. Точнее – за женщиной, которая там живет.
Гость резко потянул ноздрями воздух.
– А таверна там есть поблизости? Ты же не потребуешь, чтобы я валялся где-нибудь в вонючей канаве? Дионис не может пасть так низко.
– Таверны там нет, хитрый ты лис. Думаю, ты догадался, куда я тебя посылаю. И, насколько я помню пьесу, Дионис за несколько золотых монет может валяться где угодно.
Белас пожал плечами, выражение лица у него изменилось, и актер взял доверительный тон:
– Речь, конечно, идет о жене Цезаря. О ней судачит весь город. Ну и свадьба – ни ухаживания, ни стихов на заказ. Похоже, Цезарь просто пересчитал ее на вес золота, если судить по поместью, которое ее папаша собирается купить.
Белас пристально смотрел на Сервилию и не мог сдержать самодовольной улыбки, видя, как точно его слова попадают в цель.
– Свадьбу сыграли на скорую руку, а вот уж месяц прошел, и не слыхать, чтобы она забрюхатела, – продолжал актер. – Или он ее до свадьбы не опробовал? Вообще-то, у Помпеи в роду все плодовитые, и я жду не дождусь, когда же объявят радостную весть и будут угощать даровым вином – зависть нашу заливать. Юлий хоть и прячет под лаврами лысину, но детей делать умеет – дочка-то у него есть. Может, это Помпея бесплодна?
– Я тебе не говорила, что ты мелкий злой сплетник? – поинтересовалась Сервилия. – Цезарь вовсе не лысый, и не всегда боги даруют зачатие в первую же ночь.
– Он, я слышал, старается изо всех сил. Говорят, племенные жеребцы своих кобыл не…
– Хватит, Белас, – холодно оборвала Сервилия. – По ауреусу в неделю, пока войско не отправится в Грецию. Или ты в театре больше зарабатываешь?
– Дело не в заработке, а вот публика может меня забыть. Потом я не получу работы. Любовь зрителей – дело ненадежное. Да и цены теперь поднялись – Цезарь столько золота понавез из Галлии. Две монеты в неделю, и старине Беласу хватит на прокорм, пока он ищет новую работу – когда станет тебе не нужен.
– Согласна, пусть две, только не своди глаз с этого дома. Чтобы после не пришлось передо мной извиняться или рассказывать, как тебя насильно втянули играть на деньги.
– Мое слово верное, Сервилия. Ты сама знаешь. – Белас говорил серьезно, и она поверила. – Но ты мне не сказала, что я там должен увидеть, – продолжал он.
– Помпея совсем молода, а в молодости мы бываем глупцами почти так же часто, как в старости. Боюсь, увлечется еще каким-нибудь смазливым юнцом.
– А при чем тут ты, моя прекрасная царица? Неужели надеешься, что ее кто-нибудь совратит? Я мог бы устроить ей западню. Подобные вещи делаются легко.
Сервилия поджала губы и задумалась, но тут же покачала головой:
– Нет, даже если она настолько глупа, я в этом участвовать не желаю.
– А меня любопытство разбирает – зачем тебе тратить золото на чью-то жену? – спросил Белас, испытующе глядя на нее исподлобья.
К его изумлению, на щеках Сервилии выступили красные пятна.
– Я… я хочу ему помочь. Если я гожусь только для этого – пусть будет так.
Лицо Беласа смягчилось, он приблизился к Сервилии и обнял ее:
– Мне тоже приходилось бывать в таком положении. Любовь превращает нас в глупцов.
Сервилия высвободилась и дотронулась до глаз.
– Значит, ты мне поможешь?
– Конечно, моя царица. Вот только уберу в сундук маску великолепного Диониса, дав публике в последний раз насладиться моим голосом. Хочешь послушать кульминацию? Это нечто особенное.
Сервилия с благодарностью взглянула на гостя. Своей болтовней он немного развеял ее грусть.
– Давай я созову девушек. Ты неотразим, когда выступаешь перед красивыми женщинами.
Обсудив дела, Сервилия успокоилась.
– Да, на мою беду, – признался актер. – Красотки меня вдохновляют. А можно мне потом выбрать кого-нибудь? Такой актер, как я, достоин награды.
– Только одну, Белас.
– А двух? Я так хочу любви, Сервилия, я изжаждался.
– Тогда одну девушку для любви и одну чашу вина – жажду утолить.
Холодная морская вода заплескивала в утлое суденышко, и Цецилий все время дрожал. Ночь была безлунная, и если бы не плеск и шорох волн, казалось бы, что лодка движется в пустоте. Двое гребцов молча работали веслами. Звезды, которые иногда появлялись в разрывах облаков, помогали им держать курс к берегам Греции. Парус сложили, и Цецилий хоть и не моряк, но догадался, что это неспроста.
– Итак, что у меня хорошего? – бормотал он. – Два ножа, горстка греческих монет – правда, неизвестно, что там на них можно купить…
Один из гребцов шикнул на него, налегая на весло, и Цецилий продолжил рассуждать о своих делах про себя. Он давно заметил, что в трудную минуту нужно сосредоточиться, разложить все по полочкам – и это поможет выбрать правильный путь.
