– Допустим, семь легионов неприятеля уцелеют в схватке с нашими кораблями, – начал он. – Это маловероятно, но следует предусмотреть все. Тогда им понадобится огромное количество провианта, и у Цезаря не будет времени дожидаться, пока мы придем, иначе его воины начнут голодать. Я убедился, что вода и пища так же нужны для победы, как и сила оружия.
– Я все учел, – ответил Помпей. – Наш главный склад – Диррахий. Город набит зерном.
Командующий ожидал одобрения, однако Лабиен нахмурился:
– Быть может, не стоит сосредоточивать припасы в одном городе. Вряд ли такое возможно, но если нас отрежут от Диррахия? Для одиннадцати легионов еды нужно гораздо больше, чем для семи.
Помпей позвал писаря и продиктовал приказ. За месяцы, прошедшие с их первой с Лабиеном встречи, Помпей понял, что тот не упускает из виду никаких мелочей и способен предусмотреть все трудности затяжной кампании. Даже просто прокормить собранные в одном месте одиннадцать легионов и то нелегко, требуются огромные усилия. Лабиен сумел организовать доставку продуктов из греческих городов и крестьянских хозяйств на запад страны – именно тогда Помпей обратил на него внимание. Насколько он знал, ни один солдат не испытывал недостатка в провизии. Это большая заслуга.
– Чтобы избежать встречи с нашим флотом и высадиться на востоке, – задумчиво рассуждал Лабиен, – им придется пробыть в море более месяца – их запасы воды подойдут к концу. Потом им предстоит пройти сотни миль, добираясь до нас. Если бы не склонность Цезаря к неожиданным маневрам, о которой ты, господин, говорил, я бы вообще исключил такую возможность. Ему гораздо удобнее направиться в какой-нибудь большой западный порт, пусть даже кишащий нашими судами. Я думаю, в Диррахий на севере, или в Аполлонию, или в Орик. Несомненно, он выберет один из них или высадится где-то между. Цезарь постарается не задерживаться в море, где можно встретить наши галеры.
– А какой из портов выбрал бы ты? – уточнил Помпей.
Лабиен вдруг засмеялся – звук, похожий на скрип пилы, прекратился так же неожиданно, как и возник.
– Трудно сказать, господин. На его месте, зная, что наши легионы сосредоточены к северу, где разбросаны основные порты, я бы выбрал Орик. Тогда мне хотя бы не пришлось сражаться на два фронта.
Их прервал громкий стук шагов, и Помпей обернулся к выходу. Хорошее настроение диктатора тут же улетучилось: пришел Брут.
Казалось бы, следует радоваться – к нему перешел один из самых близких Цезарю людей. Когда когорты Брута ступили на греческий берег, местных легионеров охватило волнение: Брут спас верных сенату воинов от гнева Цезаря! Молодые солдаты благоговели перед галльским ветераном. Брут от многого отказался, Брут рисковал жизнью, переходя на сторону Помпея. Но… не все так просто.
Помпей холодно наблюдал, как полководец в натертых до блеска доспехах шагает по главному проходу. Меч он, согласно приказу, оставил у входа. Диктатор глубоко вздохнул. Он тщетно старался скрыть свои чувства от Лабиена.
Брут поднял руку в салюте:
– Я к твоим услугам, господин.
Помпей нахмурился – он никак не мог вспомнить, вызывал ли Брута, и ему не хотелось, чтобы это поняли окружающие. Раньше память у него была не хуже, чем у других, но время ослабило ее остроту, равно как и телесную силу. Будто нарочно напоминая ему об этом, еще сильнее заболело плечо. Когда диктатор заговорил, в его голосе слышалось легкое раздражение:
– Я решил не давать тебе Пятый легион, Брут. В него войдут твои когорты, а ты прими командование у легата Селатиса. Я не спущу с тебя глаз, и если ты справишься… сохранишь верность – будешь тотчас вознагражден. Можешь идти.
Лицо Брута не отразило даже следа разочарования, словно он только этого и ждал.
– Благодарю тебя, господин.
Он отсалютовал и развернулся на каблуках.
Помпей увидел, что все присутствующие провожают серебряного полководца взглядами, и усмехнулся про себя. Брут просто заноза в боку, и все же он – живая легенда.
– А как бы ты поступил на моем месте, Лабиен? Поверил бы ему?
Лабиен колебался. Ему проще рассуждать о тактических приемах или снабжении войск, чем о качествах других командиров. Но Помпей ждал ответа, и он заговорил:
– Не более, чем ты, господин. Однако был бы готов отдать Бруту легион, как только он докажет свою преданность. Он… незаурядный полководец. Во владении мечом ему нет равных. Легионеры, похоже, перед ним преклоняются, и опыт у него немалый. Думаю, Брут отлично повоюет под твоим командованием. Если он, как утверждает, поссорился с Цезарем, то изо всех сил постарается оправдать твое доверие.
– Это и есть главная трудность, Лабиен. А вдруг измена Цезарю – хитрая уловка? Ведь он навредит нам не меньше, чем целый вражеский легион. Не окажет поддержки в нужное время, или просто отступит в критический момент, или развернет свои силы так, чтобы блокировать наш резерв. Любое подобное действие – и мы проиграем войну… Если б я мог ему доверять. Я бы первый оказал ему уважение и всюду выставлял бы его напоказ. Прославленный полководец в серебряных доспехах! Разве мог я подумать, что у меня под командованием окажется военачальник Цезаря? Брут мог бы принести большую пользу, но… я боюсь полагаться на его сведения. Лучше уж я не поверю, чем позволю себя разгромить.
– Осторожность всегда лучше, господин. Когда Брут убьет первых воинов противника, он докажет нам свою искренность. Или я прикажу его схватить.
Полководцы посмотрели друг другу в глаза, и диктатор согласно кивнул.
Принесли на серебряных блюдах еду, и Помпей следил, чтобы Лабиену доставались лучшие куски. Они ели, стоя у карты и обсуждая предстоящую кампанию. И еще долго после того, как унесли тарелки, полководцы продолжали разговор – пока на горизонте не село солнце и Помпею пришла пора опять идти к брюзгливым старикам-сенаторам.
Выйдя во двор, Брут пристегнул меч. Пусть старый дурень и Лабиен сами состряпают план войны. Вот уж два сапога пара. В Лабиене если и была когда-то искра жизни, то она давно перегорела в этом греческом пекле. А Помпей вместе с молодостью утратил и свою отвагу.
Брут оглянулся и хмыкнул, заметив двоих солдат, приставленных к нему Лабиеном для слежки. Поначалу он терпел их присутствие, говоря себе, что сам поступил бы так же. Кто поверит галльскому полководцу, который много лет считался правой рукой Цезаря? Но шли месяцы, Помпей не становился благосклоннее, и незаслуженное недоверие мучило Брута все сильнее. Брут знает неприятеля лучше, чем кто-либо другой, и отлично мог бы стать орудием его уничтожения. А помощники Помпея встречают любое предложение Брута оскорбительным высокомерием. Наверное, большая часть предложений до диктатора даже не доходит, с горькой иронией думал Брут. Солдаты, молчаливо трусящие позади, стали раздражать его гораздо сильнее.
Брут поморщился. Может, стоит заставить их побегать, чтобы отработали свою плату? Проведя в казармах Диррахия три месяца, Брут отлично изучил городишко. Голос разума убеждал потерпеть, пока ему станут доверять, но сейчас Брут не желал подчиняться разуму. Сегодня ему все надоело; завернув за угол, он бросился бежать, набирая скорость. Какой-то возница и его быки удивленно таращились вослед. Брут резко свернул в переулок и добежал, не оглядываясь, до самого конца. Этому научил его Рений во время последнего пребывания в Греции. Когда убегаешь, не нужно сразу оглядываться назад – это замедляет бег. А преследователи и так никуда не денутся.
