– Третий, ко мне! – рычал он.
Толпа обезумевших людей продолжала нестись мимо. Юлий увидел, как плотной тенью приближается конница, и понял, что ему недолго ждать смерти. В диком хаосе всеобщего бегства Юлием овладело мрачное безразличие. Легионеров Третьего не остановить, скоро командующий останется здесь совсем один. У него заболели руки, и он опять вспомнил про Брута. Интересно, как тот примет новость о гибели бывшего друга? Да, Юлию есть о чем пожалеть.
Земля дрожала – неслись галопом сквозь тьму тысячи экстраординариев Помпея.
Несколько бойцов Третьего опомнились и сплотились вокруг своего командующего.
Новый сигнал горна разорвал ночной воздух, и вражеские конники вдруг резко остановились, вздыбив коней. Впрочем, это ничего не меняло. От них все равно не уйти. Ожидая конца, Юлий удивлялся собственному безразличию. Все произошло очень быстро, и трудно было поверить, что удача от него отвернулась. У Помпея в Риме больше нет соперников. С Марком Антонием диктатор разделается без труда – отправит в изгнание или попросту убьет.
Тяжело дыша, Юлий оперся на древко знамени. С воинами, стоящими рядом с ним в темноте, он говорить не хотел – он презирал их. Слишком давно Юлий в последний раз испытывал страх, так давно, что уже не помнил. Неизвестно почему – сыграл тут роль пример Юлия-старшего, уроки Рения или мужество Тубрука, – но отвага никогда не покидала Юлия. Ведь если человеком управляет страх, его постигнет неудача, как бы он ни старался. А боязнь боли нужно просто преодолеть. В конце концов, что такое боль? Рану можно вылечить, и даже неизлечимая рана лучше, чем позор на всю жизнь. Юлий знает калек, которым есть чем гордиться. Они носят свои увечья и шрамы с тем же мужеством, что и получали.
Юлий поднял голову и спокойно ждал неприятельского сигнала к атаке. Он не закричит и не побежит.
Помпей ехал во главе конного отряда. Каждый толчок отдавался резкой болью в животе, от которой темнело в глазах. Он услыхал сигналы тревоги и прервал проверку, чтобы выяснить, в чем дело. Увидев бегущих легионеров Цезаря, командующий озадаченно прищурился. К нему галопом подлетел Лабиен. Ответив на приветствие, Помпей спросил:
– В чем дело?
– Ночная атака, господин. Мы ее отбили, и сейчас наша конница их растопчет.
Оба смотрели, как бегут, растворяясь в темноте, легионеры Цезаря. Помпей обратил внимание на смутную фигуру, ожесточенно размахивающую знаменем. Потом воин воткнул древко в землю, и полотнище забилось на ветру. Воин стоял почему-то совершенно спокойно, повернувшись к врагу: светлым пятном белело лицо. Помпей, заподозрив подвох, нахмурился.
– Это победа, господин, – нетерпеливо сказал Лабиен. – Позволь мне взять экстраординариев и прикончить их.
– Это ловушка, – заявил Помпей, – я уверен. Слыханное ли дело, чтобы солдаты Цезаря вот так бежали с поля боя? Противник только и добивается, чтобы мы погнались за ними в темноте. Нет! Всем оставаться на позициях до рассвета.
Лабиен сделал глубокий вдох – он едва сдерживался.
– Господин, не может быть. Неприятель потерял сотни воинов.
– Вспомни, Лабиен, как Цезарь послал в наш лагерь троих центурионов на смерть – лишь для того, чтобы поколебать верность моих воинов. Это многое о нем говорит. Он хитрец, но меня ему не обмануть. Мой приказ ты слышал.
Лабиену стало ясно – Помпей скорее умрет, чем передумает. Выбора у заместителя не было.
– Да, господин. – Лабиен наклонил голову. – Я остановлю солдат.
Он старался не выдать своих чувств, однако Помпей все понял. Страдая от приступов мучительной боли, он заставил себя продолжить:
– Ты отлично себя проявил. Я не забуду твоей преданности.
Посмотрев в сторону лагеря, Помпей увидел, что знаменосца уже поглотила тьма. А знамя осталось трепетать тусклым пятном. Взглянув еще раз на Лабиена, командующий пришпорил коня и ускакал, сопровождаемый своей конницей.
Солдаты, как и Лабиен, испытывали досаду и разочарование. Никакая это не западня. Лабиен видел достаточно сражений, чтобы уловить момент, когда враг пошатнулся. Иногда такое случается из-за одного труса, бросившего оружие, а иногда и вовсе от каких-то неведомых причин. Мужество вдруг покидает людей, которые час назад даже и помыслить о таком не могли.
Лабиен вглядывался в ночь, яростно сжимая кулаки. К нему подъехал помощник и замер. Лабиен не нашел слов, которые мог бы произнести вслух.
Стараясь за суровостью скрыть досаду, он жестко приказал:
– Пусть солдаты построят здесь укрепленный лагерь. Это нас задержит, но что поделать.
Словно опасаясь сказать лишнее, Лабиен сжал губы, и заместитель, отсалютовав, направился передать приказ. Лабиен ловил на себе взгляды солдат и гадал – понятно ли им, что произошло.
– Вы отлично справились сегодня, – похвалил он, повинуясь порыву. – По крайней мере Цезарь получил хороший урок.
От похвалы солдаты ожили, и вскоре все пошло своим чередом. Вернулась когорта, которую посылали на западный конец, – по сравнению с теми, кто принял бой, ее солдаты были полны сил. В битве им не пришлось участвовать, но Лабиен сказал легионерам что-то ободряющее, а потом отправился в свой шатер – писать официальный отчет. Там, при свете единственной лампы, он долго сидел, уставившись в пространство.
Юлий в оцепенении шагал сквозь тьму. От усталости и потрясения он стал каким-то неповоротливым; каждый куст и каждая колючка, казалось, хотят его задержать. Рядом шли несколько солдат Третьего, но только богам известно, куда разбежались остальные. Подобного поражения у него не бывало, и Юлий впал в апатию. Полководец никак не мог понять, почему остался жив. Вражеская конница не стала атаковать, и он решился бросить знамя и показать Помпею спину. Но и тогда не сомневался, что противник последует за ним. Юлий узнал диктатора издалека – красный плащ развевался на ветру. Нетрудно представить злобную радость Помпея при виде погибшего врага. В какую-то минуту Помпей – Юлий это почувствовал – смотрел прямо на него. И все же консулу позволили ускользнуть и укрыться среди своих воинов.
Юлий услыхал невдалеке топот множества ног и вынул меч, уверенный, что его настигают солдаты Помпея. Увидев Домиция, он ничего не сказал – у него не было сил. Легионеры Третьего опозорили себя и теперь шли, пристыженно опустив голову. Строй солдаты не держали и шагали не в ногу, напоминая скорее шайку грабителей, чем отряд воинов. Никакие приказы не отдавались. Казалось, поражение лишило их права называться римскими легионерами. Юлий впервые видел солдат в столь жалком состоянии, тем не менее жалости к ним не испытывал.
Уже светало, когда они добрались до главного лагеря. Только тогда Юлий окончательно понял, что Помпей и вправду разучился воевать. Иначе нельзя объяснить поведение диктатора. Домиций хотел заговорить, но Юлий остановил его взглядом. Часовые пропустили их, не требуя пароля и ни о чем не спрашивая. По жалким лицам солдат они поняли все.
