Он не должен показывать чужакам, что боится. Римский консул может пойти, куда ему угодно.
Солдаты бросили на причал мостки, и Юлий стал спускаться. Октавиан шел следом. Сзади раздался стук железных подков: на берег двинулись легионеры. Юлий неспешно, с достоинством приблизился к поджидавшему его высокому человеку.
– Мое имя – Порфирис, я приближенный фараона Птолемея Тринадцатого, – произнес египтянин со странным пришепетыванием. – Птолемей, сын солнца, владыка Верхнего и Нижнего Египта…
– Я ищу здесь своего соотечественника, римлянина, – перебил Юлий, повышая голос и не обращая внимания на гневное удивление Порфириса. – Он здесь, и я хочу, чтобы его доставили ко мне.
Порфирис наклонил голову, подавив раздражение:
– Нас уже известили о твоих целях, консул. Да будет тебе известно – Египет желает дружбы с Римом. Мой повелитель удручен мыслью о том, что твои войска могут разрушить наши прекрасные города, и он приготовил для тебя подарок.
Юлий прищурился, а вооруженные воины расступились, и вперед размеренной поступью вышел крепкий раб. В вытянутых руках он нес глиняный сосуд. Юлий увидел на сосуде искусно вырезанные фигурки редкостной красоты.
Положив сосуд к ногам Цезаря, раб отступил и опустился на колени. Консул смотрел царскому посланцу в глаза и не двигался. Ему не ответили, и он рассердился. Чего они добиваются?
– Где Помпей? – нетерпеливо спросил Юлий.
– Прошу тебя, открой, – сказал Порфирис.
Резким движением Юлий открыл сосуд. Вскрикнул от ужаса, и крышка, выскользнув из его руки, упала на камни и разбилась вдребезги.
Из сосуда, полного благовонных масел, на него смотрело бледное лицо Помпея. На щеке лежало, блестя, кольцо с печатью. Юлий медленно протянул руку и вынул кольцо, прикоснувшись к холодной коже.
Впервые они с Помпеем встретились в старом здании сената, когда Юлий был почти мальчишкой. Он припомнил свой благоговейный трепет перед такими прославленными людьми, как Марий, Цицерон, Сулла и молодой полководец по имени Гней Помпей. Всего за сорок дней Помпей очистил внутренние воды от пиратов. Он подавил восстание Спартака. Юлий связал свою карьеру и свою семью с Помпеем и вступил в триумвират, чтобы править Римом. А потом они стали врагами.
Теперь имя диктатора в списке мертвых. А список и так слишком длинный. Гней Помпей был гордым человеком. Он заслужил участь более достойную, чем смерть от руки чужаков, вдали от родины.
И Юлий плакал перед стоящими на пристани людьми.
Часть вторая
Глава 24
Двери зала бесшумно открылись, и от того, что увидел Юлий, у него перехватило дыхание. Он ожидал небольшого приема, но в огромном зале теснились сотни человек; только в середине оставался проход к трону. Собравшиеся обернулись к дверям, и консула поразило зрелище пестрого людского водоворота. Настоящий царский двор – все и вся раскрашено и усыпано драгоценностями.
Сверху свисали лампы на толстых цепях; от легкого сквозняка огни колебались. Юлий перешагнул порог, стараясь не выказывать волнения. Это давалось с трудом. Везде, куда падал взгляд, над головами придворных возвышались черные базальтовые статуи египетских богов. Были тут и греческие божества, и, узнав у одной из статуй черты Александра Великого, Юлий изумленно покачал головой.
Во всем сказывалось греческое влияние – в зодчестве, украшениях, одежде смешались обычаи Греции и Египта, создавая неповторимый александрийский стиль.
Густой запах ладана одурманивал, и Юлию пришлось сделать усилие, чтобы собраться с мыслями. Римлянин надел свои лучшие доспехи и плащ, однако среди пышно разряженных придворных казался себе неряшливым простолюдином.
Сотни устремленных на Юлия взоров действовали на нервы. Консул сердито вздернул подбородок. Он побывал на самом краю света, и его не смутить обилием золота и гранита.
Трон фараона находился у противоположной стены – туда и направился Юлий. Подкованные сандалии гремели на весь зал; замирающие при его приближении придворные напоминали каких-то разноцветных насекомых. Он скосил глаза на Порфириса – тот совершенно бесшумно шагал рядом. Юлию приходилось слышать, что царям Востока прислуживают евнухи, – быть может, Порфирис из них?
Долгий путь, казалось, никогда не кончится. Трон стоял на каменном возвышении. Досадно, но придется смотреть на царя снизу вверх, словно Юлий явился к нему просителем. Двое стражников скрестили перед консулом золотые, богато изукрашенные жезлы, и он остановился, недовольный. Наверное, сейчас Птолемей разглядывает гостя с любопытством – на фараоне был золотой убор и маска, позволяющая видеть одни глаза. Сверкали затканные золотом одежды. Трудно даже представить, подумал Юлий, каково сидеть в подобном одеянии в душном зале.
Порфирис шагнул вперед.
– Здесь Гай Юлий Цезарь, – произнес он, и его голос подхватило эхо, – консул Рима, Италии, Греции, Кипра и Крита, Сардинии и Сицилии, Галлии, Испании и африканских провинций.
– Приветствую тебя, – ответствовал Птолемей, и Юлий изумился.
Так странно сочетался высокий мальчишеский голос с богатым нарядом могущественного властелина и с тем, что рассказывали о красоте и разуме царицы. Юлий растерялся. В горле у него першило от дыма благовоний.
– Прими мою благодарность, великий фараон, за дворец, который ты мне предоставил, – ответил консул после короткой паузы.
Рядом с золотой фигурой фараона стоял какой-то человек. Он нагнулся и зашептал на ухо повелителю. У придворного было хитрое лисье лицо настоящего египтянина. Веки накрашены блестящей зеленой краской – это придавало ему некое зловещее женственное очарование. В нем наверняка нет греческой крови, подумал Юлий.
– Я буду говорить от имени фараона, – сообщил египтянин, глядя Юлию в глаза. – Мы почитаем великий Рим и торгуем с ним много поколений. Мы видели, как земля пастухов превращалась в великую державу.
Юлий опять был раздосадован. Он боялся нарушить здешние обычаи – говорить ли ему с накрашенным человеком или обратиться прямо к Птолемею? Глаза фараона смотрели с любопытством, но ничего не подсказывали.
– Если ты обращаешься ко мне, назови прежде свое имя, – велел Юлий придворному.
По залу пробежал изумленный шепот, а фараон, явно заинтересованный, слегка подался вперед:
– Мое имя Панек, консул. Я – голос фараона.
– Тогда молчи, Панек. Я здесь не затем, чтобы говорить с голосом.
За спиной Юлия раздался шорох, потом шумный вдох Порфириса. Юлий не стал оборачиваться и продолжил, обращаясь к Птолемею.
– Мой народ действительно совсем юн – так же, как юн был народ Александра, когда он пришел на вашу землю, – начал Юлий.
К его удивлению, при этом имени все присутствующие низко склонили головы.
