И, не произнося более ни слова, он опустился перед ней на колени.
Клеопатра взглянула на покрасневшего Юлия и просветлела. Уголки ее рта тронула улыбка.
– Никогда не видела, чтобы люди преклоняли колени с таким надменным лицом, – прошептала царица Юлию в ухо, и ему стало смешно.
Пообедав и искупавшись, Юлий собрал своих галльских полководцев. Командирам из Греции придется подождать. Юлий выбрал то самое помещение в квартале писцов, в котором обосновался Брут, и, ожидая своих подчиненных, с любопытством осматривался.
Первыми появились Брут и Домиций; отсалютовав, они сели. Следом вошел Регул, его обычно сумрачное лицо благодаря возвращению Юлия немного оживилось. Пока Домиций разливал вино, вошли Октавиан и Цирон.
Прежде чем выпить, каждый поднимал кубок, приветствуя Юлия. Все здоровые и загорелые, особенно Цирон. Он вполне мог сойти за египтянина. У Октавиана на щеке красовался свежий шрам, и вел он себя гораздо сдержаннее других. Юлий соскучился по друзьям, по их многолетнему братству. Консул плавал почти шесть месяцев, и ему казалось, что друзья от него отдалились.
– Друзья, выслушаем ваши доклады, – спросил он, – или будем пить и болтать до самого заката?
Регул улыбнулся, но прочие были немного насторожены. Наконец Октавиан нарушил молчание:
– Я рад тебя видеть, господин.
Брут поглядывал на Октавиана с каким-то вежливым интересом, и Юлий заподозрил, что между ними что-то произошло. Однако сейчас ему не хотелось слушать пререкания и видеть недовольные лица. После плавания по Нилу подобные склоки представлялись ничтожными.
– В городе спокойно, – сообщил Брут. – Да другого и ожидать нельзя, когда здесь находятся тысячи отборных легионеров. Были случаи грабежа – не много, и кое-кого отправили на исправительные работы в отдаленные гарнизоны. Словом, ничего важного. Еще мы тут построили приличную канализацию и навели порядок в порту. Ну и некоторые неплохо развлеклись. А как чувствует себя царица?
Юлий, довольный, что все в порядке, кивнул.
– Роды через несколько недель или даже раньше, – сказал он, и взгляд его потеплел.
– Значит, сын и наследник, – заключил Брут, незаметно для Юлия посматривая на Октавиана. – Придется тебе объясняться с Кальпурнией.
Юлий опять кивнул, понемногу потягивая вино. Напоминание о слезливой супруге не доставило ему удовольствия.
– Я ведь не знал, что так случится, когда на ней женился, – задумчиво проговорил он. – С тех пор как я отплыл в Грецию, столько всего произошло…
– А когда родится ребенок, мы вернемся в Рим? – неожиданно спросил Октавиан.
Юлий видел, что тот чем-то смущен, но не мог понять, в чем дело.
– Вернемся. Я оставлю здесь два легиона – следить за порядком. Напишу Марку Антонию, чтобы выделил несколько галер – возить сюда жалованье солдатам и приказы. Во имя богов – как мне хочется его видеть! Я соскучился по родным местам. Стоит упомянуть о Риме, и я начинаю рваться туда всей душой.
Глядя на серьезные лица окружающих, Юлий собрался с мыслями:
– Отвезем в Рим останки диктатора и там похороним. Я намерен воздвигнуть статую – быть может, в театре Помпея. То, как он погиб, до сих пор не дает мне покоя. Я написал о нем дочери. Хотя бы ради нее я должен оказать ему последние почести.
Юлий замер, уставившись в пространство. Больше года прошло со дня сражения при Фарсале, а переход Рубикона казался немыслимо далеким. Юлий понял, что месяцы, проведенные на сонной реке, сделали его другим. Друзья по-прежнему напоминают поджарых волков, привыкших драться, а сам он уже не такой.
– Удивительно – после стольких лет распрей восстановится республика, – пробормотал Октавиан, уставившись на кубок с вином. – Город примет тебя как спасителя наших старинных законов.
Он заставил себя поднять глаза и встретил внимательный взгляд Цезаря.
– Наверное, – сказал Юлий. – Вернусь, тогда увидим.
В лице Октавиана мелькнул проблеск надежды, но Юлий, который начал наполнять кубок из серебряного кувшина, ничего не заметил.
– Многое изменилось, – продолжил он. – На этой медленной реке так хорошо думается… Мне дарована возможность поднять Рим на небывалую высоту, и я не должен ее упускать.
Чувствуя на себе взгляд Октавиана, Юлий приветственно поднял кубок:
– Здесь, на земле Александра, для меня возродились мечты великого царя. Тут я словно прозрел. Мы понесем свет Рима всем землям. Мы – как маяк Фароса. – И Юлий улыбнулся, не замечая мук Октавиана. – Мы можем создать империю!
– Это царица придумала? – тихо поинтересовался Октавиан.
Юлий смотрел на него озадаченно:
– Ее кровь соединилась с моей. Египет и я теперь одно целое. И Рим пойдет за мной.
Рукой с кубком Юлий сделал широкий жест. Вино согрело его мысли.
– Впереди у нас золотой век, Октавиан. Я уверен.
– И сбудется твоя старая мечта! – вставил Брут.
Юлий шагал по дворцовому залу, вздрагивая от каждого крика Клеопатры. Его сын уже начал проситься в мир, и Юлий никогда в жизни так не волновался. Консула разбудили посланные за ним придворные, и он, наскоро набросив тогу и надев сандалии, позвал Брута.
Оба пришли в тронный зал, и тут им сказали, что царицу сейчас беспокоить нельзя. К раздражению Юлия, покои Клеопатры охранялись ее личной стражей, и ему оставалось только гневно мерить шагами пол, да еще на пустой желудок.
Проходили часы. Вбегали и выбегали слуги – они носили теплую воду, стопки белых простыней. Из покоев царицы слышались женские голоса, иногда Клеопатра кричала от боли. Юлий бессильно сжимал кулаки и не сразу заметил, что Брут сует ему в руки ковш с теплым ячменным отваром.
На рассвете вышел Созиген и приказал рабам принести новых простыней. Астролог был красен от волнения и озабочен, но, увидев лицо Юлия, задержался:
– Твой сын вот-вот родится, Цезарь. И то, что он появится на свет с первыми лучами солнца, – великое знамение.
Юлий схватил его за руку:
– Как там царица? Все идет правильно?
Созиген улыбнулся и кивнул:
– Тебе нужно успокоиться, консул. Тебя вскоре позовут. Царица молода и здорова – и ее мать тоже отличалась здоровьем. Успокойся.
Астролог высвободил руку из крепких пальцев Юлия и прошел мимо стражников. Из покоев царицы раздался вопль, от которого Юлий зарычал:
– Боги, я не вынесу этого!
– А когда родилась Юлия, ты тоже так волновался? – полюбопытствовал Брут.
Юлий покачал головой:
– Не помню. Наверное, нет. Но теперь я старше. Если ребенок умрет – будет ли у меня еще возможность иметь наследника?
– И как ты собираешься назвать своего сына? – спросил Брут, чтобы отвлечь Юлия от странных песнопений, доносящихся из комнат царицы.
