– Тому, кто мне только что ответил, я возражу: да! Да, мы должны строить возвышенные храмы, крепкие мосты и акведуки, по которым потечет чистая вода. Если вдруг к нам в Рим приедет владыка иностранного государства, я хочу с гордостью показать ему прекрасный город. Я хочу, чтобы он с восторгом смотрел вверх – но при этом не вляпался бы во что-нибудь отвратительное под ногами.
Пришлось подождать, пока смолкнет смех. Цезарь знал, что его слушали уже хотя бы потому, что голос звучал уверенно и убежденно. Он сам верил в свои слова, и граждане ощущали в них правду.
– Мы все – и вы, и я – практичные люди. А потому нуждаемся в сточных канавах, безопасности, честной торговле и справедливых ценах. Но в то же самое время мы и мечтатели. Практичные мечтатели, готовые переделать мир таким образом, чтобы он существовал еще тысячу лет. Мы строим на века и считаем себя наследниками греков. Обладаем силой, но не только телесной. Готовы изобретать и совершенствовать до тех пор, пока в мире не останется ничего равного по красоте нашему городу. Если возникнет необходимость, мы будем перестраивать одну улицу за другой. – Юлий глубоко вздохнул, и глаза его увлажнились от признательности к заполнившим площадь людям. – Смотрю на вас, и душа переполняется гордостью. Я тоже пролил свою кровь за благоденствие Рима и сейчас, видя ваши глаза, понимаю, что жертва не напрасна. Это наша земля. И все же за ее пределами существует мир, которому еще предстоит узнать о наших достижениях. Успехи достаточно величественны, чтобы распространиться повсюду, принести другим народам власть закона, честь нашего города – действовать до тех пор, пока в любом уголке земли будет жить человек, с гордостью называющий себя римским гражданином и несущий славу Рима. Если мне суждено стать консулом, то все свои силы я отдам во имя приближения этого дня.
Цезарь закончил выступление, хотя слушатели не сразу это поняли. Площадь терпеливо ждала, надеясь, что оратор продолжит столь интересную речь, и Юлий едва не поддался на невольную провокацию. Но внутренний голос приказал просто поблагодарить людей за пристальное внимание и покинуть трибуну.
Молчание взорвалось криками восторга и одобрения; оратор даже слегка покраснел от возбуждения и радости. Он не видел реакции тех, кто сидел на подиуме за его спиной, зато упивался пониманием народа. Ощущение было пьянящим, словно крепкое, выдержанное вино.
Помпей склонился к Крассу и, аплодируя, прошептал:
– Ты и правда назначил его эдилом? Не забывай, Красс, что он тебе вовсе не друг.
Пытаясь сохранить видимость дружелюбия в глазах толпы, Красс в ответ улыбнулся, однако глаза его метали молнии гнева.
– Я прекрасно могу отличить друга от недруга, Помпей.
Помпей поднялся с места и, встав перед Цезарем, похлопал его по плечу. Толпа увидела, как они улыбаются друг другу, и снова разразилась приветствиями. Помпей приветственно воздел руку, словно желая этим жестом показать, что Юлий – всего лишь его ученик и хорошо затвердил преподанный наставником урок.
– Превосходная речь, Цезарь, – похвалил он. – Если добьешься успеха, твое появление в сенате будет подобно свежему ветру. Практичные мечтатели – это замечательный образ.
Юлий пожал протянутую руку, затем повернулся к Крассу, приглашая его присоединиться. Однако второй консул уже и сам встал и шел к ним, не желая упустить возможности покрасоваться.
Все трое стояли на подиуме рядом, принимая восторги толпы. Издалека их улыбки казались искренними. Сенатор Пранд тоже поднялся, но его никто не заметил.
Александрия повернулась к стоявшему рядом Тедию, словно желая посмотреть, как тот реагирует на восторг толпы.
– Ну, что ты о нем скажешь?
Старый солдат потер заросший щетиной подбородок. Он пришел сюда лишь по просьбе Александрии. Обещания правителей города его вовсе не интересовали, но он стеснялся признаться в этом, боясь обидеть хозяйку.
– Все путем. Хотя я что-то не слышал, чтобы он, как другие, пообещал отчеканить монету. Обещания – это, конечно, прекрасно, госпожа, но на серебряную монету можно купить немало хорошей еды, да и выпивку в придачу.
Александрия сначала нахмурилась, потом расстегнула висящий на поясе тяжелый кошелек и достала динарий. Протянула монету Тедию, и тот с немалым удивлением принял дар.
– К чему это? – вопросительно поднял он брови.
– Просто так, чтобы ты потратил на себя, – ответила девушка. – Когда деньги закончатся и ты снова проголодаешься, Цезарь все еще останется здесь.
Тедий кивнул, словно понял, что она имела в виду, и бережно засунул монету в потайной карман. Украдкой оглянулся, чтобы посмотреть, не заметил ли кто-нибудь, где именно он хранит деньги, но все взгляды были устремлены на подиум. И все же осторожность в Риме – качество, далеко не лишнее.
Сервилия наблюдала, как Помпей снисходительно похлопывает по плечу ее возлюбленного. Консул улавливал, куда дует ветер, не хуже остальных сенаторов. Однако догадывается ли этот ловкий политик о том, что Юлий не потерпит ни малейшего давления или даже контроля над своими действиями, пусть даже со стороны бывших консулов?
В былое время красавица глубоко презирала занимавшие политиков пустые и ничтожные игры. Даже возможность выступить, которую они предоставили Цезарю и Пранду, тоже казалась частью этих игр. В сенатском списке числилось еще два кандидата на следующий консульский срок, а до окончания внесения кандидатур оставалось несколько дней. Однако никому из остальных кандидатов не позволили удешевлять речи почтенных консулов дешевыми посулами.
Толпа должна запомнить лишь троих, и один из них – Юлий Цезарь. Сервилия вздохнула с облегчением. В отличие от остальных, она не могла расслабиться и просто слушать, что говорят ораторы. Юлию предстояло с ними соперничать, и сердце его подруги стремительно билось от волнения и гордости. Ее возлюбленный, как всегда, оказался на высоте. Сейчас он уже совсем не походил на того потерянного человека, которого она встретила в Испании. Юлий обрел прежнюю силу и даже магию – Сервилия не могла не ответить всей душой на тот огненный взгляд, который то и дело настигал ее с трибуны. Он так молод! Видит ли это толпа? При всей опытности и изощренности Помпей и Красс сразу блекли в сравнении с пламенным темпераментом Цезаря. И этот удивительный человек любит ее, принадлежит только ей!..
Какой-то мужчина пробрался сквозь толпу и подошел к Сервилии почти вплотную. Она заметила суровое, жесткое, рассеченное глубоким шрамом лицо, влажное от пота. Но не успела римлянка пошевелиться и даже осознать опасность, как сильная рука железной хваткой сжала плечо незнакомца.
– Поосторожнее, – тихо, но с нескрываемой угрозой в голосе произнес Брут.
Человек резко дернулся, освободился от безжалостной хватки и скрылся в толпе, хотя и остановился на секунду, чтобы зло сплюнуть. Сервилия же благодарно взглянула на сына, и тот спокойно улыбнулся. Все сразу встало на свои места.
– По-моему, матушка, ты сделала верную ставку, – глядя на Цезаря, произнес Брут. – Ты сама-то это понимаешь? Смотри, у него все получается словно само собой.
