Шёл второй из трёх дней празднований. Была та же зала, те же люди, вновь столы, ломящиеся от блюд, и снова – те же хвалебные речи в адрес короля и принца. Конечно, вчерашний разговор с кидуанцем пролил бальзам на раны великого мага, но сейчас он вновь был не духе, да к тому его раздражали духота и гул голосов. К счастью, после слов короля хоть на время наступила тишина…
– Я услышал много здравниц и поздравлений за последние дни, – заговорил его величество, когда голоса стихли. – И в мой адрес, и в адрес моего сына, который, без сомнения, также этого достоин. Но все вы забываете ещё об одном человеке, который достоин этого не менее, а может быть даже и более, чем мы. Человеке, без которого ничего этого не случилось бы. Да-да, господа из Палаты, вглядитесь хорошенько в этого человека, ибо это благодаря ему вы обязаны теперь закатывать такой пир, – едко усмехнулся Тренгон и широким жестом указал на сидящего рядом Каладиуса.
Впрочем, этот жест был не нужен. Едва лишь король заговорил, все уже всё поняли, и на великого мага и без того были устремлены сотни глаз. Сам же он моментально позабыл о мрачных мыслях и, несмотря на усилия, не сумел сдержать торжествующей улыбки.
– Итак, вот он, наш герой! Мессир Каладиус, встаньте! У меня ещё не было случая поблагодарить вас за всё, что вы сделали для короны и государства, и вот сейчас я хочу это исправить.
Король сделал кому-то знак, и спустя несколько секунд к нему подошёл слуга, неся в руках меч в богатых ножнах.
– Вы уже дважды воевали за Латион, причём в первый раз это было ещё при моём далёком предке, благословенной памяти короле Арадале, а также вы помогли своими бесценными советами. Вы – великий защитник королевства, и в знак этого я хочу вручить вам этот меч.
Его величество ловким движением освободил меч от ножен, и все ахнули. Клинок был сделан из металла с явным фиолетовым отливом, который невозможно спутать ни с каким другим. Это был мангиловый меч, который стоил целого состояния. Но главное – такое оружие было большой редкостью, поскольку обычно этот металл использовался исключительно для нужд магов. Не каждый правитель Паэтты мог бы похвастать мангиловым клинком.
Это был поистине царский подарок, и даже если бы Каладиусу предложили самостоятельно выбрать для себя награду, то он вряд ли даже подумал бы о подобном. И сейчас, слушая шум оваций и приветственных криков, который был совсем не так раздражающ, как недавний гомон, великий маг чувствовал себя поистине счастливым. Это был момент, к которому он шёл как минимум с той минуты, когда впервые назвал себя Каладиусом, а скорее всего даже с той самой минуты, как стал учеником мессира.
Приняв приятно тяжелящий руки меч от самого короля, он с трепетом поцеловал холодный метал с прекрасными аметистовыми разводами, а затем смог лишь произнести несколько благодарственных слов королю и присутствующим. Едва ли не впервые в жизни великому магу Каладиусу было нечего сказать.
Глава 33. Мятеж
– К вам господин первый министр, ваше величество, – распахивая дверь перед Каладиусом, объявил дворецкий.
Прошло четырнадцать лет с того памятного пира, когда великому магу был вручён мангиловый клинок, и за это время в королевстве случилось много перемен.
Во-первых, сам Каладиус, как мы уже поняли, сделался первым министром. Причём случилось это совершенно буднично, безо всяких схваток и интриг. Спустя несколько месяцев после победы над Палатием Тишон внезапно сильно заболел. Сперва думали, что это обычная зимняя простуда, но вскоре министр стал харкать кровью и окончательно слёг.
Он буквально сгорел, всего за каких-нибудь три-четыре недели. Уже после вскрытия выяснилось, что в его лёгких была громадная опухоль со множеством метастаз. Все тут же припомнили, как часто покашливал этот бледный, вечно потеющий человек, и стало ясно, что болезнь съедала его уже давно. Подозревал ли об этом сам Тишон – так и осталось неизвестным.
Как только стало ясно, что первому министру уже не выкарабкаться, король снял с него эту должность и, конечно же, вручил её Каладиусу. Получилось довольно неожиданно – все были убеждены в том, что советник короля сперва получит должность главного придворного мага, а уж затем – первого министра, но вышло всё наоборот. Более того, Каладиус словно бы отказался пока от притязаний на место Анцидиуса, что несколько сбавило градус напряжённости при дворе.
Но это была не единственная значимая перемена за четырнадцать лет. Король Тренгон пережил своего первого министра всего на два года. Казавшийся таким крепким и здоровым монарх умер во время очередной охоты. Когда его величество внезапно упал с лошади, все решили, что он по каким-то причинам не сумел удержаться в седле, поскольку в тот момент охотники летели вскачь, преследуя семейство косуль. Однако подскочившие мгновенно придворные и егеря увидели, что король лежит недвижим и с посинелым лицом.
У его королевского величества Тренгона Четвёртого случился апоплексический удар. Он умер мгновенно. Лекарь, который подбежал к королю спустя всего пару минут после падения, смог лишь констатировать смерть. Так совершенно внезапно для всех королём Латиона и лордом-протектором Палатия стал Келдон Первый. Далеко не все с воодушевлением восприняли это. Особенно скис, конечно же, Анцидиус, ведь все помнили о его постоянных стычках с наследником.
Предчувствие не подвело верховного мага – не прошло и месяца, как он был освобождён от своей должности и назначен почётным деканом и профессором Латионской Академии. А Каладиус стал, вероятно, первым в истории государства первым министром, совмещающим должность верховного мага, или же первым верховным магом, одновременно являющимся ещё и главным министром королевства.
Теперь, прежде чем вернуться в кабинет его величества, где король Келдон ожидал своего министра, необходимо вкратце рассказать о том, что происходило между Латионом и Палатием в опущенный нами период времени.
По названному выше титулу правителя Латиона читатель, должно быть, уже понял, что королевство установило официальный протекторат над северным соседом. На практике это означало, во-первых, то, что король Латиона утверждал кандидатуру короля Палатия, предложенную Палатой Гильдий. Он же мог в случае чего единолично отлучить короля от власти.
Также Латион весьма нескромно вмешивался во внутреннюю политику патронируемого государства, и, что особенно больно било по интересам Гильдий – в его торговлю. Палатийские купцы, по сути, превратились в обслугу Латиона. Именно Латион устанавливал торговые наценки, пошлины, налоги. Иногда он действовал ещё грубее, например, ограничивая торговлю палатийцев в тех сферах, где они могли теснить латионских купцов.
Палатийцы, едва ли не в убыток себе, перевозили товары из Латиона в Тавер, а оттуда – по всему миру. Не менее широким был и обратный поток – множество товаров стекалось в столицу королевства, при этом сами торговцы за это получали сущие гроши, поскольку наценки жёстко регулировались, особенно в отношении так называемой «внутренней торговли», то есть торговли между Палатием и Латионом.
