– О, не преувеличивайте, ваше высочество! Всем известно, что ваше сердце сделано из очень крепкого камня.
– Милая Ти, благодарю тебя за эти слова!
– У вас очень странная реакция на них, мой принц. Я не собиралась сказать вам что-либо приятное.
– Но всё же невольно сделала это. Потому что твои слова очень похожи на ревность.
– Как может простая фрейлина ревновать принца крови, ваше высочество?
– О, да тебя просто распирает от ревности!
Молодой человек счастливо рассмеялся и попытался приобнять миниатюрную блондинку, стоящую подле него, но та легко и изящно увернулась от этого проявления фамильярности. Конечно, читатель уже угадал в этом девятнадцатилетнем юноше принца Конотора, чьё рождение мы видели в предыдущей главе. Миловидную девушку звали Тианой, ей было около двадцати двух лет, и она была одной из фрейлин принцессы Силии, младшей сестры нашего ловеласа.
Оба они находились в так называемом крыле принцессы – той части дворца, которая была отведена для восемнадцатилетней Силии, дабы ничто не стесняло юную принцессу в её повседневной жизни. Здесь почти не бывал король, довольно редко посещала эти комнаты королева-мать, но зато с завидной регулярностью наведывался сюда любящий брат. Впрочем, сказать по правде, далеко не братские чувства тянули Конотора в эти покои. Юноша, как и многие люди его возраста, был переполнен любвеобильностью, и милые юные фрейлины принцессы заставляли его сердце трепетать с удвоенной силой.
Надо сказать, что принцесса Силия без особой досады относилась к проделкам брата, хотя уже две её фрейлины забеременели только за последний год, да и родители относились к этим похождениям снисходительно. Король Конотор, тоже охочий до женских прелестей, лишь похохатывал, когда до него доходила очередная история, а королева, увы, была слишком замкнута в себе и почти не уделяла воспитанию детей никакого внимания.
Принц Конотор наследовал кое-что от своего отца. Он также бывал необуздан в желаниях, порывист, упрям. Но, по счастью, в нём не было той звериной свирепости, животной жестокости, что была так характерна для Конотора-старшего. Если король был похож на старую, разжиревшую, но всё ещё невероятно злобную росомаху, то принц больше походил на глупого весёлого щенка, заливающегося лаем и сбивающего с ног прохожих. Вероятно, это было следствием того, что отец совершенно не занимался воспитанием сына, предоставив это нянькам и наставникам, так что, передав свои природные склонности, он всё же не развратил его и не превратил в продолжение самого себя.
Вот уже пару недель у юного принца была новая пассия. Представительница древнего рода, будущая владелица крупных земельных наделов и весьма приличного состояния, но всё же юношу в Тиане куда больше волновали милое личико, огромные глаза и изящная фигурка. Несмотря на то, что она была на несколько лет старше Конотора, её миниатюрность вкупе с белокурыми локонами и чуть наивным выражением лица придавали её внешности обаятельную детскость.
Фрейлины по-разному отвечали на ухаживания принца. Одни сразу сдавались на милость победителя, пытаясь урвать максимум из мимолётного романа, другие разыгрывали недотрог либо из хитрости, либо из воспитанности. Но по-настоящему отвергнуть Конотора не смогла ни одна. И не потому, что он был блистательным красавчиком – тут как раз похвастать ему было особенно нечем. Конечно, главной причиной был высокий статус ухажёра, но, кроме того, непосредственность принца была столь очаровательна, что на неё рано или поздно ловились и самые искушённые юные сердца.
Сами романы в итоге имели разную продолжительность – от нескольких недель до нескольких месяцев. Однако итог всегда был один – пылкое сердце принца не могло долго сосредотачиваться на одном объекте обожания. При этом хочется заступиться за юного Конотора: он не был охотником, собирающим трофеи. Он действительно увлекался, как увлекается щенок погоней за проносящейся мимо каретой… до появления следующей кареты, мчащейся навстречу.
Тиана стала для молодого принца настоящей отдушиной – в последнее время отношения с отцом были хуже некуда, и если бы не это новое увлечение, вполне можно было бы взвыть от тоски. Она появилась при дворе всего несколько недель назад и достаточно быстро расположила к себе принцессу. Да и принц Конотор довольно скоро охладел к текущей любовнице, попав под очарование белокурой красавицы.
Иногда казалось, что Тиана себе на уме, и что за этой простодушной внешностью скрывается умная и хитрая интриганка. Так, во всяком случае, считали все без исключения товарки юной фрейлины, скрежещущие зубами при появлении соперницы. Она действительно внушала опасение – до того момента фрейлины принцессы по какому-то негласному правилу не ревновали Конотора друг к другу, словно ожидая своей очереди. Все они понимали, что любовь принца не имеет обязательств, да и больших выгод обычно она тоже не несла, так что не было особой нужды плести интриги друг против друга.
Тут было другое дело – все как-то сразу почувствовали, что в случае с Тианой всё может быть совсем по-другому. Она чем-то неуловимо отличалась от других придворных дам, и Конотор, похоже, был заинтересован ею не на шутку. Надо сказать, что родовитость семейства Тианы вполне давала право на надежду будущего возможного союза, и это не могло не злить придворных девиц.
Правда, пока даже о возможности такой женитьбы никто не заговаривал. При дворе сейчас царило полнейшее уныние, густо замешанное на страхе. Король Конотор постепенно превращался в грубое и жестокое животное, чуждое всяких понятий о приличиях. Собрав вокруг себя кучку подхалимов и лизоблюдов, он всячески предавался пороку, начисто позабыв обо всём.
Практически ежедневно устраивались попойки, переходящие едва ли не в оргии. Сразу несколько придворных дам имели сомнительную честь жить на положении королевских наложниц. Увы, зачастую это приносило им скорее минусы, нежели плюсы. Поговаривали, что в пьяном состоянии Конотор окончательно терял человеческий облик и находил особое удовольствие в истязании любовниц. И несмотря на то, что это носило характер игр, после них несчастные женщины зачастую вынуждены были маскировать синяки и ссадины, прикрывать грустные улыбки, которым недоставало зубов, а то и вовсе отлёживаться в постели.
Каладиус, который время от времени появлялся во дворце, замечал эти признаки разрушения личности и полагал, что король просто сходит с ума. Но, признаться, его это нисколько не заботило. Сейчас великий маг был полностью сосредоточен на науке, тратя колоссальные средства, зачастую взятые из казны, на различные эзотерические изыскания, покупку уникальных книг, чаще всего привозимых из Саррассы и Кидуи, а также на мангил, которого ему требовалось всё больше с каждым разом.
Иногда ему казалось, что стоило бы вмешаться в ту возню, что творилась сейчас возле трона, поскольку было совершенно ясно, что там происходит что-то нехорошее, но всякий раз волшебник просто отмахивался от этого. По большому счёту, его всё устраивало – король, поглощённый своими делами, не обращал внимания на первого министра и те махинации, которые тот время от времени проворачивал, а уж в том, что ему самому ничего не угрожало, Каладиус нисколько не сомневался.