– Спасибо, мессир… – просипел Каррис, чувствуя, что у него перехватывает горло.
– Ладно тебе! – махнул рукой Каладиус, вставая. – Быть первым учителем легендарного волшебника тоже неплохо. Смотри, не забудь поминать моё имя при случае!
– Никогда! – с юношеским пылом воскликнул Каррис, чувствуя, что по изрубцованной щеке побежала слезинка. – Я всегда буду помнить вас, мессир!
– Ты употребил сразу два одновременно самых смешных и самых трагичных слова в человеческом языке, парень, – усмехнулся Каладиус. – Живым практически не дано целиком постичь смысл слов «никогда» и «всегда». Они употребляют их часто, и почти всегда не к месту. Но ты юн, и пока что тебе это простительно. Ладно, рад был с тобой поболтать, но мне, пожалуй, уже пора.
– Мессир! – окликнул его Каррис, когда маг уже стоял на пороге. Каладиус остановился и насмешливо поглядел на бывшего ученика, словно зная наперёд, что ему нужно. – Мессир, последний вопрос… Скажите, а умирать больно?..
– Что я могу знать об этом, парень, ведь я – всего лишь галлюцинация, – блеснув зубами, ухмыльнулся Каладиус и вышел. Через дверь, как делают все люди.
***
В густых сумерках, предвещавших безлунную ночь, в порту можно было разглядеть странную фигуру. Несчастного необычайно трясло – то ли от тяжкой болезни, то ли, что вернее, от тяжкого похмелья. Он подходил к матросам, что-то спрашивая у них, но многие с явным отвращением отшатывались, едва лишь видели его лицо. Наконец обессилевший бедолага сделал то, с чего, пожалуй, следовало бы начать – подозвал мальчишку, одного из тех, что всё ещё слонялись по порту, несмотря на быстро сгущающуюся тьму, и что-то пробормотал ему, сунув в руку монету.
Паренёк кивнул и стрелой помчался вдоль причалов, приставая к морякам с расспросами вместо своего нанимателя. Некоторые моряки гнали парня взашей, но тот не отчаивался. И через некоторое время нашёл то, что искал. Быстро вернувшись к трясущемуся человеку, который сидел на бухте старого каната и, похоже, чувствовал себя совсем скверно. Тем не менее он поковылял вслед за мальчишкой к небольшому кораблику, уже готовившемуся отплыть, пользуясь отливом.
Всего несколько слов и звон небольшого кошеля – и человек неуклюже взобрался по трапу, а менее чем через полчаса корабль, подняв паруса на своей единственной мачте, отошёл от причала, унося из Киная то ли мессира Карриса, то ли мессира Каладиуса.
Глава 19. Латион
«Кавел», небольшой и неказистый одномачтовый шлюп, направлялся в Шербан – довольно крупный город, лежащий на побережье Калуйского моря и известный на весь мир производством знаменитых саррассанских шелков. Естественно, пункт назначения был неслучаен – именно шёлк был основным товаром, который перевозило судно.
На судне была одна единственная каюта, предназначавшаяся для капитана, а остальной небольшой экипаж ютился прямо в трюме. Именно эту единственную каюту и занял странный пассажир, невесть откуда взявшийся. Шкипер не слишком-то хотел брать кого-либо на борт – «Кавел» не был предназначен для этого, но деньги, не просто обещанные, а тут же уплаченные типом с искорёженным лицом, изменили его взгляды. Похоже, этому человеку просто позарез было необходимо как можно скорее вырваться из Киная, так что он ухватился за первую же подвернувшуюся оказию.
Шкипер подозревал, что у незнакомца были нелады с законом, но эта была одна из тех вещей, что практически его не занимали. Деньги есть деньги, а хорошие деньги – это всегда хорошие деньги. Кроме того, находчивый капитан утешал себя мыслью, что в любом случае оказывает родине услугу, увозя возможного преступника в Саррассу, где тот, вполне вероятно, рано или поздно закончит свои дни в подвесной клетке на городской площади.
Было заметно, что нежданный пассажир не в себе. Он трясся так, будто находился среди тайтановых льдов. Капитан сперва решил, что тот очень болен, но затем понял, что это, скорее всего, то ли весьма жёсткое похмелье, то ли наркотическая ломка. Тем не менее, он без особых проблем согласился уступить свою каюту за дополнительную плату, и пообещал, что туда никто не войдёт без дозволения. Пассажир попросил высадить его в порту Шатра, и поскольку это было по пути, шкиперу было нечего возразить.
«Кавел» шёл почти порожняком – лишь несколько небольших тюков в трюме. Капитан полагал, что скорость, которую он приобретёт, компенсирует упущенную выгоду. Он уже очень давно ходил этим маршрутом, о чём свидетельствовала соль, выступившая на швах и сгибах его морской куртки, так что его опыту в данных делах вполне можно было доверять.
Что касается незнакомца, то весь его багаж составлял довольно небольшой свёрток. Капитан не знал, да и не интересовался тем, что находится в этом свёртке, но поскольку нам этот странный пассажир знаком куда лучше, мы вполне можем заглянуть туда. На самом деле, кроме внушительного мешка с серебром, бритвы и свёрнутого плаща там было лишь две книги – «Магия граней» и трактат по геометрии.
Как мы видим, Каррис оставил в Кинае практически все свои книги – свои главные сокровища, причём даже не надеясь однажды вернуться. Это было продиктовано стремительностью его отъезда. Едва лишь придя в себя после своего видения, он, потратив на сборы не больше четверти часа, выбрался из особняка и направился прямиком в порт. Перед этим он предусмотрительно выбросил бутылку с остатками настоя в нужник, словно опасаясь, что решимость может оставить его.
Как мы знаем, он нашёл первый же попавшийся корабль, уходящий в Саррассу. Для него главным было то, как скоро отчалит судно, опять же потому, что он не доверял более своей воле. Наконец-то он сумел честно признаться себе, что не может справиться со своим пристрастием, а потому единственным способом было бегство. Корабль представлялся для этого отличным средством.
Почему Каррис выбрал именно Саррассу, а не Палатий? Дело в том, что отношения между северным королевством и Латионом по-прежнему оставались весьма натянутыми, если так можно охарактеризовать вялотекущую войну. А вот по Великой имперской дороге, несмотря на вечную антилатионскую риторику империи, шёл нескончаемый поток торговцев, так что добраться до Латиона не представляло никакого труда.
Не доверяя больше самому себе, чем семи или восьми матросам шлюпа, Каррис просил капитана, чтобы без его личного дозволения никто не мог входить в каюту или общаться с пассажиром. Среди моряков было немало курильщиков дурной травы, и волшебник боялся не справиться с соблазном. Поэтому матрос, который прислуживал ему во время плаванья, обычно входил в каюту под надзором шкипера.
Дважды в день ему приносили непритязательную еду, однако в первые дни Каррис практически не ел. Более того, несчастному матросу то и дело приходилось трудиться шваброй – пассажира мучительно рвало, причём через некоторое время, когда скудное содержимое желудка было уже исторгнуто, рот мага то и дело заполняла горькая тягучая слюна, которую он спазматически отхаркивал на пол.
Кажется, никогда ещё Каррису не было так плохо, как теперь. Временами ему казалось, что он умирает, а временами хотелось бы, чтобы он умер. Он завывал так, что у привычных, казалось бы, ко всему матросов мороз продирал по коже, когда они слышали эти глухие звуки, доносящиеся из каюты во всякое время суток.
