Поэтому-то палатийцы, живущие на юге страны, с таким равнодушием воспринимали очередные экспансии Латиона. Здесь давным-давно поняли, что это – такой же элемент их повседневной жизни, как и сбор урожая, или же празднование арионнитских праздников. Жители городков вроде Белли настолько свыклись с присутствием латионцев, что зачастую в случае каких-либо проблем первым делом обращались именно к ним, а не к тем, кто изображал из себя местную власть.
Каладиус знал, что так было не всегда. В конце концов, именно предки нынешних палатийцев вкупе с келлийскими варварами и даже жителями северного Пунта когда-то давным-давно обрушили великую Кидуанскую империю. Что же сталось с этими суровыми северянами? Неужели есть хоть что-то общее между тогдашними дикими воинами, растоптавшими в пыль вековые камни Кидуи, и нынешними торгашами, оценивающие серебром даже свободу своей родины?
У волшебника была теория на этот счёт. Он полагал, что гордых некогда северян развратило именно серебро. Это не относилось ко всем жителям королевства – он сам видел достаточно суровых и неприхотливых людей вокруг себя, когда был юн. Эти люди таили в себе частичку той дикости, что привела Паэтту к Смутным дням. Но элита давно уже пала. Кажется, кто-то когда-то сказал, что чтобы подобрать серебро, нужно либо склониться, либо встать на колени. Похоже, с правителями Палатия и их окружением произошло именно это.
Нельзя сказать, что это сильно огорчало Каладиуса. В принципе, он никогда не ощущал себя палатийцем. В те годы, когда он был ещё Олни Стайком, он был просто грабковским – по названию его деревушки Грабки, ну а после того, как стал Каррисом, он и вовсе не ассоциировал себя ни с одной страной, даже с герцогством Кидуа, в котором проводил большую часть времени. И тем не менее сейчас он чувствовал некую горечь разочарования, думая о земляках, ведь что ни говори, но его родная деревня находилась в каких-нибудь семидесяти-восьмидесяти лигах отсюда.
Каладиус понимал, что его совсем не тянет в родные края. Он не поехал бы туда, даже представься ему такая возможность. Он не хотел больше никогда видеть эти унылые постройки с не менее унылыми их обитателями, и уж тем более не хотел видеть ни свою покосившуюся лачугу, которая теперь, должно быть, уже совсем обветшала и развалилась, ни холмик с подмытой дождями, упавшей каменной пирамидкой в виде единорожьего рога…
Выйдя из меланхоличной задумчивости, Каладиус встряхнулся. Дьявольская морось – она не только проникала под одежду, заставляя тело дрожать, но и наводила тоску. Скорей бы уж добраться до места!..
К счастью, город был невелик, и уже вскоре они въехали во двор довольно крупной для данных мест гостиницы, которую командование Второго легиона превратило в штаб-квартиру. Вероятно, хозяину перепадало что-то из латионской казны, но компенсировало ли это все его убытки в полной мере – неизвестно. Впрочем, Каладиус был сейчас не в том настроении, чтобы скорбеть о доходах беллийских буржуа. Ему хотелось наконец поесть, а прежде всего – согреться и переодеться в сухую одежду. Да и от бокала подогретого вина он бы тоже не отказался. А после – постель, и чтобы часов десять его никто не беспокоил.
Центурион-вербовщик не лукавил – Второй легион действительно был одним из немногих, которые практически в полном составе оставались квартировать в Палатие. Большинство других сейчас уже готовились к возвращению в Латион, оставляя на территории не до конца поверженного врага лишь отдельные вексилляции. Несколько дней находясь в пути в компании двух сопровождавших его легионеров, Каладиус успел оценить, сколь сильно те гордились принадлежностью ко Второму, почитая себя чем-то вроде элиты. Вполне возможно, подобное самовосхваление было присуще и другим легионам, но нельзя было не отметить, что в данном случае оно было вполне заслуженным.
Как мы уже знаем, легат Понтс, командующий легионом, находился всё-таки в Латионе. Здесь, в Белли, его заместителем и правой рукой был центурион третьего ранга
31 Норн Башас. Именно он и принимал неожиданного гостя и формального подчинённого.
– Великая и неожиданная честь для меня принимать столь прославленного мага, мессир Каладиус, – Башас вышел из-за стола и поспешил навстречу волшебнику. – Никогда ещё великие маги не устраивались в наш легион! Признаюсь, у меня тысяча вопросов, мессир, но сейчас, я вижу, вы промокли и, должно быть, здорово продрогли, и я был бы дурным хозяином и отвратительным командиром, если бы не позволил вам первым делом привести себя в порядок. Вас проведут в вашу комнату во втором этаже. Туда же вам принесут сейчас поесть. Отдыхайте, мессир, а завтра поутру я соберу штаб и остальных магов для официального представления.
– Благодарю, господин Башас, – поклонился в ответ Каладиус. – Признаюсь, вы угадали – я дьявольски голоден и очень замёрз. Путешествие было прескверным, особенно для такого дряхлого старика как я. С благодарностью принимаю ваше щедрое предложение, поскольку, признаться, сейчас от меня было бы немного толку. Завтра я буду в вашем распоряжении.
***
Официальная часть представления Каладиуса была достаточно формальной и даже сухой. Единственным казусом стала заминка с командованием магическим подразделением. Сейчас эту должность замещал маг по имени Традиус – наиболее старший и опытный из семи имеющихся волшебников. Однако теперь появился трёхсотлетний Каладиус, который, по слухам и его собственным утверждениям обладал совершенно фантастической силой и мог работать с возмущением на самых глубоких и тонких уровнях, и на его фоне пятидесятичетырёхлетний маг чуть выше средней руки выглядел довольно блекло.
Заминку разрешил сам Каладиус. Он довольно быстро прервал запинающегося и краснеющего Башаса, который подыскивал слова для замены Традиуса, четвёртый год командовавшего боевыми магами Второго легиона.
– Я вижу, к чему вы клоните, господин центурион, – предупредительно подняв руку, заговорил Каладиус. – И прошу избавить меня от должности командующего магами хотя бы на время. Я почти всю свою жизнь провёл в глуши, лишь изредка встречая пастухов и коз, поэтому не возьмусь командовать столь опытными и уважаемыми магами.
Башас благодарно кивнул и выдохнул с явным облегчением. Боевые маги были сущей напастью для командиров легионов. Формально они тоже были легионерами, и, соответственно, обязаны были подчиняться своему непосредственному начальству, но на практике же это были довольно своевольные люди, не признававшие власти «солдафонов». В таких случаях связующим звеном был командир магического подразделения, поэтому даже легаты старались не ссориться с ним. Что уж говорить о более низших чинах, которые едва ли не раболепствовали перед командиром волшебников.