– Мир больше и сложнее, чем тебе кажется, Кэйр, – пытаясь унять гнев, спокойнее заговорил принц. – Не думай, что уже познала его целиком.
– Я пришла не за нравоучениями, мой принц, – Кэйринн также взяла себя в руки и вновь старалась говорить холодно и делово. – Я пришла за дозволением для твоих илиров.
– Я не дам его тебе, – покачал головой Драонн. – Ты, если пожелаешь, вольна идти куда заблагорассудится, но мои вассалы приносили мне клятву, и они останутся со мной. Я рассчитываю на них в это тяжёлое время.
– Ясно, – презрительно фыркнула Кэйринн.
Резко повернувшись на каблуках, она вышла.
***
Драонна хватило только на сутки. Уже на следующий день он подошёл к Кэйринн сам.
– Я отпущу своих илиров. Но только тех шестерых, о которых ты говорила. И только при одном условии.
– Какое же это условие, мой принц? – насмешливо поинтересовалась Кэйринн.
– Вы уйдёте весной. Уйти посреди зимы в лес, чтобы жить в давно необитаемых хижинах – самоубийство. Если метели будут продолжаться – вы и не доберётесь туда. Да даже если и доберётесь – никто не знает, осталось ли что-то от этого посёлка! Возможно, вы наткнётесь лишь на обрушившиеся лачуги. Когда настанет весна, вы уйдёте, если пожелаете.
– Хорошо, мы уйдём весной, – кивнула Кэйринн, и досада кольнула Драонна в самое сердце – лицо её при этом оставалось абсолютно бесстрастным. – Спасибо, мой принц.
– Не стоит, – сухо бросил оскорблённый принц.
В этот момент он мечтал бы сделать Кэйринн так же больно, как сделала она сейчас ему. Конечно, он ожидал хоть каких-то эмоций. Он очень надеялся, что этот уход – не более чем демонстрация женской обиды, и что, позволив непокорным илирам уйти, он больно заденет девушку. Ему хотелось бы насладиться её страданиями, а затем уже поговорить о том, чтобы никто из них не делал глупостей. Теперь же, конечно, об этом разговоре не могло идти и речи. В эту минуту Драонн был так уязвлён, что согласился бы, не раздумывая, попроси Кэйринн разрешения удалиться в этот же момент.
Стало понятно, что их отношения с Кэйринн изменятся. Эта невысказанная обида будет глодать его душу, превращаясь в уязвлённую гордость, которая, в свою очередь, встанет стеной между ними – стеной куда более прочной, чем даже стены Доромиона, ведь оба они окажутся слишком горды, чтобы попытаться расшатать хотя бы один камень.
И действительно – в последующие дни размолвку между принцем и его любимицей почувствовали все. Такие вещи невозможно долго скрывать в столь изолированном обществе. Надо признать, большинство вздохнуло с облегчением, надеясь лишь, что обоим хватит ума не пытаться восстановить то, что было разрушено.
Особенно, конечно, воспряла духом Аэринн. Узнав о решении Кэйринн уйти, она постаралась никак не выдать своей радости, но всё же её легко было прочесть в загоревшихся вновь глазах, румянце, вернувшемся на её щёки. Конечно, она понимала, что это решение ещё может быть отменено, тем более что вскоре стало известно, что уход откладывается до весны, но всё же это была какая-никакая, но победа. В первую очередь – победа её мужа, поскольку женским чутьём Аэринн, конечно, угадала, в чём крылась причина подобного решения её соперницы.
Кэйринн продолжала свои набеги на людские деревни. И теперь, словно в пику Драонну, она уже не слишком церемонилась. За последующий месяц принцу донесли ещё о девятерых жертвах. Но он всякий раз спускал это, больше не заводя разговоров о гуманности ведения войны. Драонн чувствовал, что если он попытается вновь прочитать нотации кровожадной воительнице, то число трупов в ответ только лишь возрастёт.
Так продолжалось до тех пор, пока не случилось первое открытое столкновение лирр с жителями одной из деревушек. Кэйринн больше не считала нужным излишне таиться, иной раз словно специально пытаясь поднять тревогу. И однажды так и произошло. Двое мужиков подняли крик, прежде чем каждому из них всадили в горло по стреле. А в хате оказалось ещё несколько мужчин – то ли собрались там для какого-то празднования, то ли просто это была такая многолюдная семья.
Мужчины эти не были глупцами и не спешили выскакивать на улицу, где их ждала бы верная гибель. Они затаились в доме, дождавшись, пока туда ворвутся лирры. Конечно, никакого особенного оружия у простых селян не было, да и не могли они сравниться в ловкости и умении с лиррийскими воинами, однако без боя сдаваться не собирались.
Кэйринн, как всегда, ворвалась в хату первой, и поэтому именно ей достался удар кочергой по голове. Мужики предусмотрительно задули лучины, так что в комнате была почти полная тьма, однако же девушка почувствовала движение и успела слегка отклониться, так что удар, который мог бы размозжить ей лицо, пришёлся лишь на щёку. Однако сила была такова, что девушка отлетела назад, на руки к спешащим за нею илирам.
Быстрые и ловкие словно кошки, и почти так же хорошо видящие в темноте, воины молниями проскользнули внутрь. Люди даже не успели среагировать – вот только что изба была пуста, а теперь в ней внезапно выросло шесть зловещих теней, словно посланцы самого Асса, несущие смерть и разрушение. С криками отчаяния люди бросились на врагов, но исход был предрешён заранее. Даже пятеро воинов вряд ли справились бы с шестью обученными бою лиррами, а уж пятеро селян толком не сумели даже нанести ударов. Они были убиты в течение нескольких секунд.
В доме, к счастью, больше никого не было. Наверное, здесь действительно собрались отметить какое-то событие мужики, отослав женщин и детей по соседям, чтобы не мешались. Только это не позволило умножиться количеству жертв этой ночи, поскольку в противном случае илиры, не задумываясь, прикончили бы всех даже и без приказа Кэйринн.
Рана самой Кэйринн, к счастью, была неопасна. Скула сильно опухла и кровоточила, но, судя по всему, кости черепа были целы. Девушка уже вполне пришла в себя, и когда илиры вышли во двор, она сидела прямо на снегу. Зачерпнув горсть снега, она приложила его к щеке.
По счастью, во двор, ставший внезапно смертельной ареной, так никто и не зашёл, пока илиры запрягали лошадь и носили на дровни припасы. Вероятнее всего, мужики планировали гулять всю ночь, так что другие домочадцы должны будут вернуться лишь утром. Домохозяйство же, кстати, оказалось достаточно зажиточным, так что здесь было чем поживиться.
После этого случая Драонн, пользуясь своим правом сеньора, запретил подобные вылазки. Конечно, он не мог запретить их самой Кэйринн, но остальные шестеро получили строжайший наказ не выходить за стены замка. На самом деле, припасов вполне хватало, чтобы хоть и сложно, но пережить остаток зимы.
Некоторое время Кэйринн вызывающе бродила по замку, красуясь здоровенным фингалом, залившим всю её щёку, и намеренно попадаясь на глаза Драонну. Она словно искала новой ссоры, но Драонн упорно их избегал – и ссоры, и самой Кэйринн. В конце концов девушка, которую всё ещё немного мутило после удара по голове, на пару дней исчезла, забившись в свою комнату, чтобы зализать раны – как телесные, так и душевные.
