Против ожиданий, Драонн не отправился на сушу вместе с матросами. Сегодня он выглядел даже хуже обычного – горящие лихорадочным огнём глаза, смертельная бледность лица, трясущиеся пальцы. Он лишь отмахнулся, когда Кэйринн завела с ним разговор. И ни слова не сказал про увиденного ночью орла.
На то были причины. В последнее время Драонн всё чаще задавался вопросом – а не сходит ли он с ума? И может ли сумасшедший определить, что он – сумасшедший? И если не может – то не сошёл ли он с ума уже? Именно поэтому, несмотря на то что ночью видение казалось ему абсолютно реальным, а может быть именно поэтому, теперь принц всё больше подозревал, что это – не более чем шутка, которую сыграл с ним слабеющий разум.
Матросы, посланные на берег, вернулись через несколько часов. Они привезли бурдюки, полные свежей воды – совсем неподалёку обнаружился полноводный ручей. Также они сумели подстрелить пару диких коз и нескольких козлят, что вызвало бурное ликование на борту – за минувшие недели все ужасно соскучились по жаркому.
– Что ж, кажется, тут совсем неплохо! – резюмировал Эйрин, щупая бок одного из убитых козлят. – Вполне себе жирненькие, упитанные животинки. Стало быть, с голоду не помрём. Вот бы ещё найти пещерку навроде той, что была у нас – и вообще можно оставаться тут жить. Думаю, здесь будет ничуть не хуже, чем по ту сторону океана.
– Воздух здесь какой-то… другой… – слегка покачала головой Кэйринн. – Сама не пойму, но что-то не так. Он словно давит…
– Да это всегда так после шторма! – отмахнулся Эйрин.
Но он был неправ. Кэйринн, будучи женщиной из рода лирр, была весьма чувствительна к течению возмущения. Мужчины-лирры тоже ощущали его острее, чем прочие расы, хотя использовать для магии не могли. Но то, что Кэйринн ощущала сейчас как «другой воздух», на самом деле было именно другим свойством возмущения. Это было как раз то, о чём говорил Ворониус и прочие – магия Эллора отличалась от привычной жителям Паэтты магии. Девушка чувствовала что-то, но сама не знала – что, ведь она не была магиней. Будь на её месте Дайла или Биби – они сразу поняли бы, в чём дело. Но – увы! – обе они были уже мертвы…
Эйрин тем временем загорелся идеей поиска пещеры, хотя до этого он планировал строить жилища. Но через несколько дней от этой идеи отказались – здесь не было таких скал, как в окрестностях Кидуи, и потому пещерам было взяться неоткуда. Так что пришлось отправлять почти всю команду на плотницкие работы.
Наконец на берег сошёл и Драонн. Он, как и Кэйринн, ощущал что-то. Это было похоже на постоянный отзвук колоколов – словно где-то рядом ударили в тяжёлый колокол, и сам звук уже растворился, но послезвучие всё ещё остаётся. От этого ли, или от чего-то ещё у принца начались головные боли. Временами он просто бессильно лежал либо прямо на песке, либо у корней дерева, не имея сил даже повернуть голову. Он не принимал никакого участия в обустройстве лагеря. Собственно, от него ничего подобного и не ждали.
Кэйринн просто извелась, глядя на то, что творится с Драонном. Она ухаживала за ним, даже когда он раздражённо рычал в ответ. Она приносила ему еду и питьё, подкладывала под голову сложенный в несколько раз плащ, клала на лоб смоченную в воде тряпицу. Иногда, когда принцу становилось легче, он слабо благодарил преданную девушку словом или просто блеклой улыбкой, но ей, похоже, и этого было достаточно.
Драонн по-прежнему почти не спал, а в короткие периоды тяжёлого сна почти каждый раз видел одно и то же – гигантского орла, расправившего крылья и склонившего к нему голову.
– Если ты и правда хочешь, чтобы я пришёл к тебе – исцели меня! – бессильно кричал ему принц, но исполинская птица насмешливо молчала. С той самой первой ночи она больше не сказала ему ни слова.
Через пару недель грубые постройки были возведены у самой границы леса, так что больше не было нужды возвращаться ночевать на корабль. Странно, но здесь, на берегу, штормы случались не так часто, как до этого в океане. Чаще дни были достаточно погожими, словно помогая путешественникам поскорее устроиться на новом месте.
Наступил месяц дождей, и он был здесь куда приятнее, чем в Сеазии. Ночью, конечно, было достаточно прохладно, но днём солнце прогревало воздух так хорошо, как в окрестностях Доромиона он не нагревался и в самом начале осени. Кажется, почти все были весьма довольны новым местом обитания. Эйрин, конечно, выказывал это шумнее прочих, но, кажется, даже Кэйринн уже чувствовала себя здесь почти как дома. Правда, её, в отличие от прочих, очень сильно беспокоило то, что Драонн рано или поздно должен будет отправиться куда-то вглубь материка… Идти туда, не зная – куда, чтобы найти то, не зная – что…
Наконец головные боли стали отступать от принца Драонна. Как глубокомысленно заметил Эйрин: «акклиматизировался». Может это было и так, или дело было в чём-то другом – сам Драонн сейчас вполне довольствовался тем, что из его головы вынули наконец раскалённый чугунный шар. За это время он сильно осунулся, став болезненно худощавым, кожа приобрела какой-то желтоватый оттенок, и к тому же у него стали выпадать волосы. В конце концов он однажды просто обкорнал их ножом так коротко, как только мог, несколько раз порезав кожу головы.
Выглядел он теперь довольно жутковато, и издали уже не так сильно походил на лирру. Если люди из простонародья частенько коротко остригали волосы, что позволяло меньше беспокоиться из-за вшей, то среди лирр, особенно знатных, невозможно было встретить мужчину с коротко стриженными волосами. Вообще тонкие, шелковисто-паутинные волосы лирр были их естественным украшением, и потому никто обычно от него добровольно не отказывался. Даже в долгом морском переходе, когда с гигиеной были весьма серьёзные проблемы, ни один матрос не остриг своих волос. Так что этот поступок Драонна все записали в череду его множества других странностей.
Теперь, когда головные боли почти уже не мучали принца, он стал всё чаще уходить на запад от лагеря. Кэйринн порывалась было его сопровождать, но он всякий раз отсылал её прочь тоном, не терпящим возражений. Сперва он уходил на четверть мили, через какое-то время стал уходить на четыре мили, а потом и вовсе, вставая до рассвета, он уходил, чтобы вернуться уже затемно.
Он никогда не говорил – для чего туда ходит. Драонн вообще стал неразговорчив. Вряд ли его сейчас узнал бы кто-то, кто был с ним близко знаком прежде. Наверное, его с трудом узнала бы и сама Аэринн. Что-то зловещее стало проявляться в его чуть сгорбленной костлявой фигуре. Если бы подобное произошло с кем-то в цивилизованном мире, родные, скорее всего, давно запрятали бы его в скорбный дом. Здесь, на Эллоре, скорбных домов не было.
Драонн же искал знака. Легко было сказать – отправиться искать Бараканда… Сейчас он проходил в день до десяти миль в одну сторону, но, казалось, этим лесам, перемежаемым опольями, не было конца и края. Он не видел ничего хотя бы отдалённо напоминающего пустыню. И никаких признаков её тоже. А это значило, что до неё могут быть ещё десятки миль. В своих мыслях он раньше представлял Эллор совсем иначе – буро-коричневый пейзаж, острые камни, безжизненные просторы. И где-то совсем близко – гнездо гигантского орла. Если оно, конечно, вообще существовало…
