Конечно, эта фраза несла в себе куда больше неких обрядовых условностей, нежели истинных мыслей Деонеда. Естественно, он совсем не думал так, как только что выразился. Разумеется, на протяжении последних месяцев, с тех самых пор как прогнозы насчёт болезни Родреана ухудшились, Деонед под чутким руководством канцлеров уже пробовал себя в руководстве государством. Уж кто-то, а император Деонед вряд ли всерьёз мог называть себя ничтожным карликом.
Внешне он был очень похож на молодую копию своего отца – такой же громадный, словно медведь, с той же буйной шевелюрой и бородой, только цвет их пока ещё был ярко-каштановым, почти переходящим в рыжину. Более того, характер у него тоже был отцовским – довольно резким, грубоватым. По большому счету, из него вполне мог получиться второй Родреан, и в целом это, наверное, был скорее плюс, нежели минус.
– И осознавая себя не более, чем бледной тенью своего покойного родителя, я приложу все свои скромные силы для того, чтобы хотя бы не сбиться с того пути, которым он вёл наше великое государство, – продолжал Деонед. – Я продолжу все его начинания и, коли будут благосклонны ко мне боги, возможно, сумею и приумножить их.
Делетуар, при всей своей едва помещающейся в кресло необъятности, слегка подался вперёд, так что его сидение жалобно заскрипело – он понял, что предисловие закончилось.
– На смертном одре, давая мне последние наставления, император Родреан потребовал от меня клятвы служить на верность отечеству и делать всё, чтобы наша империя стала ещё могущественнее. И он обозначил для меня наиболее важные направления. О них я и хочу поговорить с вами. Во-первых, вновь присоединённые территории. Мы уже достаточно давно присоединили себе северные окраины Паэтты, но до сих пор не уделяли им должного внимания. А между тем они весьма богаты и лесом, и пушным зверьём, и, как считают многие – серебром. Отец мой видел решение проблемы в переселении подданных империи на север, строительство новых городов. Пока эти территории заселены лишь палатийскими варварами, мы не сможем получать с них должного дохода.
Четвёртый канцлер, в чью политическую вотчину заглянул принц-регент, важно закивал, всем своим видом демонстрируя готовность немедленно заселять северные территории.
– Но меня, признаться, больше, чем проблемы палатийских земель беспокоит Прианурье. От палатийцев хотя бы нет особых проблем, тогда как дикари Прианурья то и дело беспокоят наши восточные границы. И пусть даже их владения не имеют для нас особенной экономической ценности, мы должны кроме того ведь заботиться и о безопасности государства. Именно поэтому я бы поставил решение прианурского вопроса во главу угла. Я не хочу передать эту проблему своему преемнику, а потому сделаю всё, чтобы Анурские горы стали естественной стеной на границе империи. А там можно будет подумать и о Загорье.
Одобрительные воинственные возгласы приветствовали подобную внешнюю политику нового государя. В последнее время империя не вела каких-то крупных внешних войн – отношения с Саррассой вполне можно было бы назвать дружескими, последние очаги незначительного сопротивления палатийцев были подавлены уже довольно давно, а на восточных рубежах всё ограничивалось огрызанием на набеги прианурцев. В общем, по мнению многих, державе не мешало немного размять косточки.
– Но чтобы заниматься делами за пределами государства, надобно сперва навести порядок внутри, – продолжил Деонед. – Мы не должны допустить новой гражданской войны в стране! И в этом я вижу задачу не только отсутствующего здесь принца Драонна, и не только присутствующего здесь канцлера Делетуара. В этом я вижу задачу для всех нас, и для меня в первую очередь. Мы должны крепко подумать о причинах, вызвавших восстание, и постараться сделать так, чтобы подобного больше не происходило. В империи будет мир – так или иначе!
Последнее «так или иначе» явно не понравилось Делетуару – он заметно поморщился и заёрзал, поудобнее усаживаясь в кресло. Канцлер знал, что, в отличие от отца, Деонед не отличался чрезмерной лояльностью к лиррам. Более того, во время войны по дворцу бродили робкие слухи о том, что наследник втайне поддерживает красноверхих и относится к их деятельности с куда меньшей брезгливостью, нежели император.
Делетуар понимал, что Драонну придётся заново отлаживать отношения с вертикалью власти сейчас, после смены правителя. И он понимал, что теперь юноше будет вдвойне тяжело это сделать. Канцлер поставил себе в уме заметку подготовить к будущей встрече как принца-регента, так и лиррийского принца, причём если в последнем он был уверен, то насчёт первого имелись серьёзные сомнения.
Конечно, вряд ли Деонед решится на новую конфронтацию с лиррами, и особенно теперь, когда шаткий мир только-только был достигнут. Но вот это «так или иначе» не давало канцлеру покоя. Что ж, тем больше у него теперь будет резонов поскорее занять при новом императоре то место, которое он занимал при прошлом.
Хотя, признаться, теперь Делетуар беспокоился не только за лирр. Он понимал, что его положение также становится куда более шатким. В отличие от Родреана, с Деонедом его не связывали дружеские отношения, и под большим вопросом оставалось само его нахождение в Малом совете и на посту второго канцлера. Может именно поэтому толстяк теперь регулярно мылся и менял одежду, дабы не раздражать лишний раз своего нового государя.
В общем, хоть Делетуар и не хотел признавать это даже перед самим собой, но, кажется, всех их ждали большие перемены.
***
До приезда Драонна Делетуар лишь дважды сумел пообщаться с императором наедине. И оба раза не вполне удачно. Нельзя сказать, что Деонед выказывал к толстому канцлеру какую-то особенную неприязнь – скорее он вёл себя как человек, которому скучно. При том, что Делетуар говорил о перспективах лиррийской политики, возможностях выхода из кризиса, которые выдавались за их совместные с Драонном наработки, хотя по сути своей это были измышления лишь самого канцлера.
Результатом каждой беседы были заверения императора, что он уделяет проблеме большое внимание и всегда готов обсуждать её, но при этом тон, которым это произносилось, говорил об обратном. Более того – пресловутое «так или иначе», брошенное Деонедом на первом заседании Большого совета, в том или ином виде всплывало в каждой беседе.
Вернувшийся Драонн застал Делетуара в заметном унынии. Канцлер не стал скрывать ситуацию, но при этом пытался приободрить юношу, заверяя, что новый вожак стаи просто покусывает других самцов и рычит только чтобы заявить о себе. Он пообещал добиться аудиенции для принца, но уже на следующий день пришёл к Драонну и сообщил, что того ждут лишь на очередном заседании Малого совета. Юноша понял, что император не спешит лично встречаться с ним.
Совет, что состоялся через четыре дня, был расширенной версией Малого совета – кроме пятерых канцлеров там присутствовали ещё трое людей, а также Драонн. Те трое были лично незнакомы юноше, хотя, конечно, он видел их раньше, и обычно в близком окружении наследного принца. Судя по хмурым лицам канцлеров, они сразу поняли, для чего сюда явилась эта троица. Деонед начал строить государство под себя.
