— Тин, а какой город больше?
— Синтан, кажется.
— Тогда я в этот, в Китовый Киль пойду.
— Может, ты и права. Там жизнь попривычнее да попонятнее. И я тебе хоть с дорогой подсказать смогу. Туда пешком три дня пути. А у тебя времени в запасе больше недели, так что должна успеть. Вроде бы занятия начинаются в середине сентября, но сама понимаешь, прийти лучше пораньше. Первый день можешь заночевать в трактире, на дороге есть пара. На второй день ты мост перейдешь, так за ним холмы начинаются. А деревень там рядом нет. Я, когда ходила, меж дорогой и рекой пещеру нашла удобную. Увидишь большие валуны, что как три пальца торчком торчат, за ними лезь на холм. За кустами щель — вот там и есть. Вдруг пригодится — непогоду переждать?
Я кивала, запоминая. Потом спросила, пока не забыла:
— Тин, а что за травы трактирщик хотел?
— Видела подавальщиц в зале? А есть еще и прислуга на этажах. Митрон никого не заставляет, но и не запрещает — многие из них не замужем и спят с приезжими. А от такого, сама знаешь, забеременеть можно. Вот, чтобы этого не случилось, те травы и нужны. Ложка настойки с утра каждый день — и делай, что хочешь.
Фу! Совсем я ничего такого не хочу!
Тин притянула меня к себе и засмеялась.
— Хватит болтовни, спать давай!
На следующий день мы простились у западных ворот. Мой заплечный мешок был набит — Тин прикупила мне и хорошее шерстяное платье с вышивкой у ворота, и обещанные сапоги с голенищем почти до колена, и две пары шерстяных полосатых чулок. А в плащ сама зашила пять кругляшей — половину золотых монет, которые она выручила, продав царь-корни. И строго велела мелочь для расчета держать в кармане, а сколько у меня всего денег — никому не говорить и не показывать.
Теперь мы стояли в арке недалеко от западных городских ворот, смотрели друг на друга несчастными глазами и всхлипывали.
— Мири, девочка моя… Береги себя! А я буду тебя ждать. Всё. Иди! Счастливого тебе пути!
Я хлюпнула носом в последний раз, обняла её как могла крепко, повернулась и пошла к воротам. Чему быть — того не миновать.
Но я обязательно вернусь!
* * *
Дорога тянулась ровной лентой. За те дни, что мы провели в Сухой Сохе и Рианге, сильно похолодало. Чувствовалось, что зима уже на носу. Сорняки в мой рост по краю дороги щетинились инеем, а на мне под штанами были надеты две пары шерстяных чулок. И все равно жарко не было. А еще почему-то не было ни одной телеги или подводы, едущих в нужную мне сторону. Так что оставалось только переставлять ноги и радоваться тому, что сапоги удобные, а тракт без развилок.
Местность выглядела дикой. Справа и слева тянулись каменные поля, заросшие редкими кривыми сосенками. Ясно, такое и не вспашешь, сколько булыжники ни выбирай, и скот здесь пасти негде. Вот вокруг и пусто. Есть не хотелось совсем — утром Тин впихнула в меня большую миску сладкой каши, куриную ногу и половину пирога с черникой.
К вечеру дорога пошла вниз, появились клочки возделанной земли, обнесенные оградами из кривых жердей, а потом редкие хутора — низкие приземистые домишки с дощатыми крышами. Тин так и объясняла. Если она все верно помнила, в часе пути впереди должна быть небольшая деревушка, а в ней — придорожный трактир, где можно заночевать.
Так и вышло. Поскрипывавшую на ветру вывеску с изображением кровати и миски с торчащей из нее костью я углядела уже в сумерках. Толкнула незапертую дверь и оказалась в большой задымленной комнате. Пахло едой и чем-то кисловатым, вроде домашней браги. На полу раскидана солома, свет тусклый. Мне почему-то стало не по себе.
Протирающий тряпкой столы плечистый мужик поднял голову:
— Тебе чего?
— Я — Тим, иду в Китовый Киль к тетке. Хочу переночевать, — выговорить всё это я постаралась голосом ниже, чем обычный. Хотя у парня моего возраста голос еще не должен был ломаться, но пищать, понятное дело, не стоило.
— Две серебрушки, если без ужина.
Я захлопала глазами. Как так? С нас двоих, с ужином и ванной, в большом городе взяли полторы! Он что, озверел?
— Полсеребрушки — или иду искать ночлег в другом месте, — голос предательски дал петуха.
— Одна. И деньги вперед!
Ладно, дорого… но я так устала. Сунула руку в карман и сообразила, что там только медь. И на серебрушку не наберется. Придется лезть за кошельком.
Комната оказалась крошечной, а тюфяк на кровати набитым соломой. И, что хуже, по полу кто-то ползал. Мокрицы? Ну и мерзость! Да лучше б я поискала какой-нибудь сарай или стог сена!
Кроме кровати, в комнате имелись один стул, жестяное ведро и подсвечник с огарком на подоконнике небольшого окна. Чувствуя, что начинаю злиться, дала себе зарок никогда не платить вперед, если не знаю точно, за что отдаю деньги.
Задвинула щеколду на двери. Дернула на всякий случай за ручку… и обнаружила, что скоба засова не держится на косяке. Ой! Не нравится мне это. Взяв стул, попробовала подпереть им дверь. Фигня какая-то, пинком вышибешь. Поставила на сиденье стула железное ведро, пусть хоть загрохочет, если кто полезет. И задумалась — как обезопасить себя от вторжения? А то ведь и не уснешь спокойно. Что, если подтащить кровать к двери? Втиснувшись в щель, уперлась задом в изголовье и попыталась толкнуть — массивные кривые ножки громко заскрежетали по неровному полу. Испуганно замерла — сама не ожидала, что подниму такой шум. За дверью кто-то протопал.
Ну и что делать? Присела на край кровати. Может, посмотреть для начала, сколько тут народу? Я ж это умею. Через минуту открыла глаза. Если верить ощущениям, кроме меня в доме находились всего пять человек. И трое собрались внизу. А теперь — прикрыла глаза снова — поднимаются по лестнице. Если свернут в этот коридор…
Свернули. Хорошо, что я даже сапог не сняла. Схватив мешок, заметалась по комнате. Кинулась к окну. Ох, прыгать высоко и что внизу, не видно — шею сломаешь! Но больше деваться некуда.
Свесив ноги с подоконника наружу, уцепилась за ставню. И, скользя подошвами по узкому дощатому бортику на фасаде, поднырнула под нее. Ухватилась за какой-то выступ под выступающей стрехой, поджала ступни. Провисеть так какое-то время я смогу, а изнутри меня теперь не видно — заслоняет ставня. Сердце, как сумасшедшее, стучало где-то в горле.
Управилась я вовремя — изнутри послышался жуткий грохот. Ага, похоже, полетели мои стул с ведром. А потом раздалась еще более громкая ругань. Причем половина слов были незнакомыми — в своей деревне я такого не слышала. Интересно, это хоть на каком языке?
— Неужели пацан смылся? Ну ты, Щука, дурак! Что, не мог еще внизу его прижать?
— У него на поясе кинжал здоровый висел, — отозвался знакомый мне голос трактирщика с виноватыми нотками. — Ну и что теперь? Искать станем?
— Да где ж его теперь найдешь? Эх, упустили…
